Двойной портрет

Иван же условный Петрович отчего-то не видел дурного в том, чтобы крутить казённые денежки в несметных количествах, причём в крайне подозрительной компании. Вернее, в такой, какую подозрительной назвать было неправомерно, то значило бы сделать упомянутой публике большой и незаслуженный комплимент. Ибо подозрения, если они возникали, давно с лихвой оправдались, только доказательства исчезли и продолжали неуклонно исчезать. Однако подробности не очень важны и подлежат суду совести чиновного Ивана Петровича, имеется таковая в наличии либо нет, тоже не очень важно.

Практика совмещения казенных и криминальных денег происходила по привычной схеме, через посредников и доверенные банки по всему земному шару довольно долгое время, пока не произошел всплеск международных скандалов и пристального внимания к данной порочной практике. Что, однако, известно всем и каждому.

Но не всем и не каждому дано вникнуть в мыслительные схемы тех, кто порочной практикой исправно занимался. Вместо того, чтобы плавно свести на нет просачивание чужих денег сквозь различные пальцы, их держатели решили урвать крупный куш напоследок, а там — хоть потоп! Солидный кусок подвижных денежных сумм как раз оказался в ведомстве Ивана Петровича, и он решил крутануть рулетку под завязку. Сподвижники и сам господин Сидоров просчитали, что они как раз успеют, умножат денежки, расхватают и вскочат на подножку последнего уходящего вагона ничем не ограниченной коррупции.

Но вышла фатальная неувязка, и астрономические суммы самым неприличным образом застряли в недосягаемом месте. По туманным слухам, дошедшим до удрученного Ивана Петровича, его ненадёжные друзья, отмывающие вместе с казенными и криминальные деньги, поперхнулись слишком крупным куском. Что-то очень нехорошее случилось с фирмой-посредником, которая до того действовала исправно, как часы с хорошим механизмом. Не исключался вариант, что в механизм кто-то по нетерпению сунул палку, вроде, чтобы тот успешнее заработал. Такие вот Кулибины водятся на широких просторах отечества. Сложная комбинация с деньгами частично из казны повисла в воздухе: ни туда и ни сюда.

Что думали соратники Ивана Петровича, и как боролись с трудностями, это никого, кроме них не касается, хотя вообразить не сложно. Однако крупный чиновник Сидоров оказался в безвыходном положении, хоть стреляйся. Даже ежу стало предельно ясно, что никакими мерами взыскать с компаньонов государственные деньги невозможно, а они, то есть денежные суммы, ожидались для исполнения проекта, взятого на особый контроль свыше, вот что вышло особо неприятно.

Разумеется, Иван Петрович не обходился без страховки, имел способы поторопить незадачливых соратников, мог устроить им пару нехороших сюрпризов, но это в случае если бы деньги реально имелись, а партнёры замедлили с отдачей. Просто так размахивать кулаками наш господин Сидоров не хотел, ему нужны были деньги, а не демонстрации силы или власти.

И вот, пока дружки пытались вернуть утерянные суммы свойственными им методами, чиновник Сидоров решил заложить грешную душу для покаяния и получения содействия в одно довольно известное учреждение. Не особо официально, но с перспективой верной службы на будущее, если нынче ему удастся избежать личного и служебного катаклизма.

Вот так беда господина Сидорова сделалась тщательно охраняемой тайной на высоком уровне, с ней можно было разыгрывать всяческие комбинации и гамбиты с эндшпилями. Даже заплатить несметные долги, затем выбрать сумму иными благами либо дорогостоящими услугами.

Кстати, заодно с незадачами крупного чиновника Сидорова на контроль попали его неудобсказуемые партнёры с малопривлекательными делами на разных нивах деятельности.

(В грустной истории на момент или чуть более наметился перерыв…)

№ 3. (От того же лица Кати на том же месте действия)

— Однако, драгоценная Катрин, я тебе наскучил, — в продуманным монологе возникло завихрение, и мне пришлось оторвать взгляд от баржи, совершающей медленные эволюции на реке. — Это совершенно недопустимо, я прошу снисхождения. Наши достойные политические корифеи с их деятельностью утомили всех без исключения, прими мои извинения.

— Нет, это ты меня извини многократно, — спохватилась я вовремя, надо ценить, когда тебе делает доклад один из корифеев, а не глазеть в окно без мысли и соображения. — Я в принципе слушала, только не сумела соотнести.