– Как это при чем? – хитро прищурился следователь. – Он проходит по делу свидетелем, если вы помните. Именно он дал показания о том, что стал едва ли не очевидцем нападения на вас, и задержал преступника на месте. Теперь выясняется, что он задержал не того, кого нужно, а случайного человека. Как вы думаете, благоприятно ли на его карьере отразится факт возбуждения уголовного дела по заведомо ложному доносу?
– Аркадий мог ошибиться, – тихо проговорила Катя.
– Что? Ошибиться? Как это?
– Очень просто. Аркадий Александрович увидел этого человека рядом со мной и решил, что на меня напали. Что он мог еще подумать, если я лежала на снегу без сознания? На самом деле этот мужчина хотел оказать мне помощь. Ну а преступник скрылся еще до появления моего мужа.
Следователь негодовал.
– Да вы заговорили словами Ушакова! Бог с вами, Екатерина Андреевна, да кто вас заставил поверить в этот бред?! – Он перевел глаза на Дубровскую, видимо подозревая ее в незаконном воздействии на потерпевшую.
Лицо Дубровской было непроницаемо. Ни торжествующей усмешки, ни тени раскаяния следователь не заметил, и это раздосадовало его еще больше.
– Ну знаете! Я этого так не оставлю, – пообещал он. – Я найду на вас управу!
Было непонятно, кому именно адресовалась эта угроза, но присутствующих начала утомлять эта сцена тоски и отчаяния.
– Заканчивай цирк, начальник, – проговорил Ушаков. – Не видишь, что ли? Развалилось твое дело, как карточный домик. Будешь меня выпускать?
– Обрадовался! – возмутился следователь. – Сейчас таки и выпущу! Речь идет об особо тяжком преступлении. Вы думаете, следствие пойдет на поводу у истерички? Ошибаетесь. У нас будут другие доказательства!
– Ну тогда давайте заполним протокол, – вернулась к насущным проблемам Дубровская. – Я как защитник настаиваю, чтобы слова потерпевшей были записаны по возможности дословно.
Следователь сердито взглянул на нее. Возражать было бессмысленно. Он удалил часть текста, который самонадеянно занес в протокол раньше, когда ожидал, что потерпевшая будет настаивать на прежних показаниях.
Дубровская взглянула на Катю. Та сидела на стуле, сгорбившись, с самым несчастным видом. Краткий период оживления сменился полной апатией. Быть может, она уже жалела о своем безрассудстве. Дубровской стало ее жалко. Она достала из сумочки Уголовный кодекс, нашла нужную страницу и передала его Серебровской.
– Прочтите, – сказала тихо, стараясь не мешать следователю, который, раздраженно стуча пальцами по клавишам, заполнял протокол. – Примечание к статье 307. Если вы добровольно сделали заявление о том, что ваши показания не соответствуют действительности, то вы освобождаетесь от уголовной ответственности за ложные показания. Прочитайте, а то на вас лица нет.
Катя прочитала статью, но по-прежнему выглядела безучастной. Видимо, ее пугала вовсе не уголовная ответственность. В то же время юридический ликбез не прошел незаметно для следователя. Он отвлекся от протокола и, глядя на защитника с подозрением, произнес:
– Имейте в виду, я смотрю на вас и делаю выводы. Скажу прямо, эти выводы мне не нравятся.
– Хорош грозить, начальник! Давай подписывать протокол – и по домам! – не выдержал Ушаков.
Следователь смерил его взглядом, но ничего не сказал.
Когда протокол был закончен, стороны ознакомились с ним и поставили внизу страницы свои подписи. Потом, несмотря на протест обвиняемого, его увели, а Дубровская и Катя вышли на залитое солнцем крыльцо.
Стоял великолепный день самого конца весны. Люди, заканчивая работу, торопились по домам, чтобы успеть урвать кусок погожего вечера и провести его как душе будет угодно: на прогулке в парке, за столиком в летнем кафе, на своих шести сотках. Дубровская думала о том, что ей придется допоздна просидеть за написанием жалобы, и эта перспектива не вызывала у нее ни малейшего энтузиазма. Катя думала о чем-то своем, но к машине не спешила. Замечательный весенний вечер существовал сам по себе, а Катя сама по себе. Даже ее платье унылого кроя, делающее ее старше и полнее, показывало, что флюиды весны ее не беспокоят совершенно.
– Вы все правильно сделали, Екатерина Андреевна, – произнесла адвокат. – Не бойтесь последствий. Их не будет. Никакого обвинения вам не грозит. Следователь это сказал для красного словца.
Катя неохотно кивнула.
– Обвинения мне не страшны. В самом деле, не посадят же меня в тюрьму. – Она поглядела в глаза адвоката. – Как вы думаете, у Аркадия не будет неприятностей?
– С точки зрения закона? Нет. Вы все верно сказали. Он ошибся, полагая, что Ушаков и есть преступник. К тому же он находился в состоянии стресса. Трудно остаться в холодном рассудке, видя, что любимая женщина лежит без чувств.
– Вы думаете, Аркадий любит меня? – усмехнулась Серебровская.
Тут уже настал черед удивляться Елизавете.
– Ну да… У меня создалось такое впечатление.
– Аркадий всегда умел произвести впечатление, – с горечью заметила Серебровская. – Интересно, а поверили бы вы, если бы я вам сказала, что он хотел бросить меня, развестись? А что я резала из-за него вены?