– Я бы вам посоветовала ответ потерпевшей занести в протокол, – совсем некстати напомнила ему Дубровская. – И желательно дословно.
– Да погодите вы! – в сердцах отмахнулся следователь. Взгляд, обращенный к потерпевшей, был полон мольбы. – Екатерина Андреевна, ваши сомнения естественны. Вы, как человек совестливый и порядочный, боитесь ошибиться. Ну вот с чего вы взяли, что Ушаков – это не тот, о ком вы говорили раньше?
Серебровская разволновалась еще больше. Ей, как человеку щепетильному в вопросах чести и совести, было тяжело видеть страдания сыщика, которого, судя по всему, она здорово подставила своим неожиданным признанием. Она крутила в руках поясок платья, мяла его, накручивала на палец.
– Понимаете, было темно, – объясняла она. – Тот мужчина был в шапочке, надвинутой на глаза. Поэтому, честно сказать, мне трудно было бы его опознать. У него были темные глаза. Но у многих глаза темного цвета. Что касается комплекции… тоже ничего определенного. Не худой, не толстый. Но вот голос… Он говорил таким странным голосом, словно у него осипло горло.
– Ну да это ерунда! – отозвался следователь. – Может, у Ушакова болело горло, кто сейчас это проверит? А может, он умышленно искажал голос, чтобы вам его было сложнее опознать.
– Разумеется, – саркастически заметил Ушаков. – Согласно вашему обвинению, я покушался ни больше ни меньше на жизнь женщины, так на черта мне надо было разыгрывать спектакль? Мертвые, как известно, не свидетельствуют и не опознают.
– Ты подожди тараторить, Ушаков! Ишь, свободу почуял…
– А еще… – проговорила Катя. – Запах. От преступника чувствовался запах.
– Водки, сигарет, чеснока? – осведомился сыщик. – Хотя о чем мы говорим? Запах – это неустойчивый признак. Выпил – пахнет, потом – уже нет…
– В том-то и дело, что пахло чем-то особенным, не водкой, не чесноком… – Серебровская потерла пальцы. На ее лице отразилось замешательство. Ей трудно было подобрать нужные слова. – Запах был специфический, очень неприятный, с тухлятиной. Я его никогда не забуду.
– Так вы понюхайте нашего молодца, может, чего и почувствуете, – вяло подсказал сыщик, судя по всему, полагающий, что потерпевшая втягивает всех в непонятную авантюру.
Катя совет поняла буквально.
– Можно? – сказала она, вопросительно глядя на Ушакова.
Тот пожал плечами.
– Валяйте, – ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал безразлично. На самом деле Дубровская видела, что ее клиент взволнован, но не желает это показать. – Цирк какой-то…
Катя встала со своего места, нерешительно приблизилась к Ушакову. Она все еще боялась, поэтому остановилась в метре от него, чуть нагнулась, втягивая в себя воздух. Подумав минуту, нерешительно покачала головой.
– Да вы подойдите поближе! – посоветовал следователь. – Так ничего не выйдет. Духи нашего адвоката перешибают все другие запахи.
– Чепуха! – оскорбилась Лиза. – У меня нет привычки обливаться духами, не фантазируйте.
Катя подошла еще ближе. Она двигалась так, словно ее пустили в клетку к хищнику и каждый шаг, который она делала, мог стоить ей жизни.
– Выдохните, – попросила она, глядя на Ушакова.
Тут, как ни странно, засмущался сам обвиняемый.
– Ну знаете ли, я на это не подписывался. Дыши – не дыши… Я не с курортов приехал, а с хаты, где сплошь вонючие мужики на нарах. Мало ли что вы там почуете. Я, может, и зубы только утром чистил.
– Хорош кочевряжиться! – рявкнул следователь. – Говорят, дыхни – выполняй!
Ушаков сложил губы трубочкой и дунул так осторожно, словно выдувал мыльный пузырь. Дубровская едва сдержала улыбку.
– Ничего как следует сделать не может! – посетовал сыщик. – Ну кто так дует?
– Все. Не нужно больше дуть, – отрезала Катя. – Я не чувствую тот запах. Это не он.
– Ну это спорное утверждение, – заартачился следователь. – Делать столь серьезные заявления, ориентируясь на что? Фу-ты… На запах! И вы думаете, что я запишу это в протокол?
– Вам придется это сделать, – мягко заметила Дубровская. – Вы же знаете требования закона.
– Я-то знаю, – заметил сыщик, поворачиваясь к Серебровской. – А знаете ли вы, что я могу вас привлечь за дачу заведомо ложных показаний? Думаете, ваш фокус пройдет для вас без последствий?
Катя была напугана.
– Но я же не специально! – залепетала она. – Я не была уверена еще тогда, когда вы привели его ко мне в больницу. Вы и Аркадий были так напористы, а я так слаба после всех этих капельниц и допросов. У меня не осталось сил противостоять вам.
– Вот хорошо, что вы вспомнили своего мужа. Что бы сейчас сказал Аркадий Александрович Серебровский, услышав все то, что вы мне рассказали? Кстати, а он в курсе вашего замечательного прозрения? – Следователь сделал паузу. Он понял, что нащупал верный рычаг воздействия на строптивую женщину. При упоминании о муже лицо Серебровской побледнело.
– Нет, Аркадий Александрович не в курсе, – сказала Катя. – Но при чем тут он?