Я стиснула зубы, уверенная, что ничего не выдумала. Я узнала объятия Тристана, так похожие на те, что ощущала во сне… это был он, я уверена!
– Никакого колдовства не понадобилось, чтобы разыскать тебя. Твое пребывание на постоялом дворе «Желтый Кот» ни для кого не секрет. Мы просто следили за тобой, ожидая подходящего момента, чтобы похитить.
Я ощутила горький привкус иронии: вот почему в последние несколько часов я страдала манией преследования. И вот к чему привели интриги Короля. Пытаясь использовать меня как приманку, распространяя сведения о месте пребывания оруженосцев, он добился лишь того, что передал меня в руки заговорщиков, жаждавших его уничтожения!
– Кто? – спросила я, задыхаясь. – Кто выкупает у вас мою голову?
– Я еще не решила,
Длинным монологом Крестная Мать хотела показать, что моя судьба в ее руках, а также оказать на меня давление, чтобы вымогать деньги у тех, кого она считала моей семьей.
– Вы, столь хорошо информированная, должны знать, что я сирота.
– Конечно, однако нет ли у тебя близких родственников, готовых раскошелиться?
– Жаль разочаровывать, но поместье барона Гастефриш – одно из самых бедных…
Атаманша разочарованно надулась:
–
Равенна вздохнула.
– Значит, придется передать тебя твоим злейшим врагам. Утешься тем, что во время ожидания я позволю тебе насладиться легендарным гостеприимством Лакрима.
Она щелкнула пальцами, звякнув браслетами:
– Джузеппе, отведи ее в спальню!
Изуродованный шрамом человек взял меня за руку и потащил вон из комнаты.
Находясь в странном плену, я вскоре потерла счет времени. Иногда бандиты Крестной Матери надевали мне на голову мешок и вели по каким-то кулуарам и переулкам. Я видела только стены своих новых спален: из извести, из камня, иногда просто из глины. В них никогда не было окон. Ничто не могло подсказать мне время суток.
Когда приносили еду, я тоже не знала: обедаю я или ужинаю. Каждый раз это был кусок хлеба с сыром.
Я жила в ритме Лакримы, этого двора разбойников в изгнании, которые на протяжении многих поколений никогда не спали дважды в одном месте.
Единственным уходом от реальности был сон. Я отчаянно ждала какого-то знака, который указал бы мне путь к гипотетическому спасению. Но меня посещали бесформенные сновидения, где родные, улыбающиеся лица семьи перемешивались с отталкивающими мордами упырей.
Частенько я задавалась вопросом, удалось ли Сураджу и Эленаис добыть убедительные улики? Напала ли полиции Л’Эскийя на след Дамы?
– Вот твоя еда: каша из каштановой муки, – объявил мне однажды Джузеппе, протянув миску с неаппетитным варевом. – Придется довольствоваться этим. Король прекратил поставки пшеницы в Париж.
– А какое сегодня число?
Надзиратель искоса глянул на меня. Несмотря на шрам и угрюмое лицо, он был моложе, чем я предположила, увидев его в первый раз. Ему должно быть около двадцати пяти, хотя жизнь наложила на него свою жестокую печать, приписав годы. Темные глаза и волосы цвета воронова крыла придавали суровый шарм. Несмотря на бандитские замашки, он с самого начала относился ко мне с определенным уважением.
– Что ж, думаю, могу просветить тебя, поскольку завтра ты нас покинешь. Сегодня 15 декабря, – прошептал он и запер дверной замок на два оборота.
Не обращая внимания на кислый привкус во рту после безвкусной каши, я обдумала полученную информацию.
Итак, Нетленный выполнил свою угрозу: за неделю до Ночи Тьмы перекрыл снабжение столицы. Как окончательный отказ принять требования Дамы Чудес. Как последнее объявление войны врагу.
Предсказание Равенны Сицилийской скоро сбудется: Париж и его население будут уничтожены, оказавшись между двумя бессмертными с манией величия, готовыми на все ради победы.
Меня, скорее всего, не будет в живых, и я не стану свидетелем катаклизма. Если то, что рассказал Джузеппе, правда, завтра я попаду в руки тех, кто поклялся меня убить.
– Кто выкупил мою голову? – спросила я его, когда он пришел забрать пустую миску.
– Не могу этого сказать. Я поклялся слезой.
Он прикоснулся к татуировке в уголке правого глаза.
Это по-детски непосредственное движение напомнило мне о странных жестах Крестной. Жестокие бандиты, жившие на краю опасности, бросавшие вызов правительствам и законам, были до смешного суеверны.
– Что означает эта слеза? – мягко поинтересовалась я.
Черные глаза Джузеппе посмотрели на меня прямо. И, мне кажется, я впервые уловила в них некую человечность.