Двор мёда и пепла

Мне нужно было поспать, я хотела спать, но лежала, уставившись на темное деревянное днище фургона, чуть ли не считая проходящие минуты. Мне не давало покоя какое-то неясное чувство. Целых двадцать минут я игнорировала свою интуицию, но, наконец, прислушалась к ней, отказалась от сна, выскользнула из спального мешка и накрыла им Цинт. Та свернулась калачиком, тихо бормоча что-то во сне. Наверное, воркует со своими кексами или что-нибудь в этом роде.

Выбравшись из укрытия, я присела на корточки, оглядела лагерь и замерла. На дальней стороне поляны между деревьями скользил темный силуэт. Кто-то полупрозрачный, но не совсем невидимый. Фейри маскировался. Значит, Благой.

Не успев как следует все обдумать, я двинулась сквозь тьму и крадучись последовала за шпионом. Густые деревья помогли мне остаться незамеченной. Один раз фейри в плаще остановился, и я нырнула за гигантскую ель; затаив дыхание, выждала пятнадцать секунд и осторожно выглянула. Силуэт уже снова двигался, быстрее, чем раньше, как будто шпион понял, что кто-то висит у него на хвосте. По моим подсчетам, мы прошли милю, прежде чем закутанный в плащ фейри выскользнул из-за деревьев на поляну гораздо меньшего размера.

— Что ты нашел?

Этот голос полз, как тысячи насекомых. Тысячелистник. Гребаный Тысячелистник здесь?

— Они спят, — ответил другой голос, более мягкий.

У меня сжалось сердце, потому что этот голос я тоже узнала. Папоротник. Теперь она работает с Тысячелистником? Черт возьми, неужели она все время работала с ним? Я в этом сомневалась, и все же меня пронзила боль предательства. А я-то считала Папоротник подругой. С коротким уколом сожаления я подумала, что не надо было отдавать ей ту монету.

Я до сих пор считала, что Благой двор меня не нашел, а если нашел, еще не знает, что я примкнула к Бродягам. Может, они просто выслеживают Рубезаля и остальных? В любом случае, дела плохи.

— Значит, дурак Иоанн все-таки сказал правду, — усмехнулся Тысячелистник.

— А ты думал, он лжет? — отозвалась Папоротник.

— С этими слабаками, отбросами-изгоями, всего можно ожидать. Но у него хватило злости, чтобы предать своих и правильно указать, по какому пути они пойдут.

После недолгого молчания Папоротник спросила:

— И что теперь?

— Теперь мы их возьмем, — объявил Тысячелистник.

Тварь.

Мои руки невольно потянулись к мечам, но я не знала, сколько поблизости гвардейцев-Благих. Вдруг слишком много, чтобы с ними сразиться? Поборов огромное искушение разобраться с Тысячелистником прямо здесь и сейчас, я развернулась и побежала обратно в лагерь. Я мчалась так быстро, что в сравнении с этой гонкой мой подъем на холм выглядел бы шлепаньем по грязи.

Ворвавшись на большую поляну, я зачерпнула энергию из ближайшего куста, чтобы подпитать свою магию индиго и усилить голос, и заорала на спящих Бродяг:

— Поднимайтесь, сюда идут Благие, чтобы перебить нас во сне!

Ничто не будит так быстро, как угроза смерти.

20

Лагерь взорвался приглушенным шумом. Я прошла сквозь гущу Бродяг, отдавая тихие приказания, будя тех, кто еще не проснулся.

— Вооружайтесь. Отряд Благих готов нас атаковать. Расскажите всем и сверните лагерь. И потише!

Сколько всего здесь Благих? Каждый из них стоил пяти моих жалких учеников, а может быть, больше. Я искренне надеялась, что у диких фейри есть какие-то впечатляющие скрытые таланты.

Я проскользнула между заспанными мужчинами моей учебной группы, разыскивая одного из них.

— Алли!

— Дрейк.

Я схватила его за руку. Мы все легли спать одетыми, чтобы не замерзнуть, но у Дрейка были ясные глаза, и он уже вооружился до зубов; свой пистолет он крепко прижимал к груди. Хорошо.

— Поставь Цинт и всех небоеспособных в середину. Я хочу, чтобы наши люди встали вокруг них. Ты будешь командовать левым флангом, а я — правым. Приказ такой: разоружить, вывести из строя или убить. Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь из Благих сбежал. Понял?

Он коротко кивнул.

— Понял.

Оставив его, я подошла к Рубезалю, у которого хватило здравого смысла не двигаться и не сотрясать землю. Шум, скорее всего, долетел через лес до Благих, оставалось только надеяться, что это привело их в замешательство и лишило уверенности.

— Что тебе потребуется? — спросила я Рубезаля.

Он слегка улыбнулся. Его голубые глаза, обычно теплые, сейчас были похожи на лед в сердце ледника. Я всегда чувствовала исходящий от гиганта намек на опасность, исключительно из-за его абсолютной силы. В его обществе нельзя было не заметить, что Рубезаль дружелюбен и добр только потому, что сам решил таким быть. Сегодня вечером он явно принял другое решение.

— Мне нужно только свободное пространство, — ответил он.

«Идеально».

Улучив момент, я включила свое магическое зрение и заморгала, когда вокруг зажглись цветные нити. Синие, зеленые, индиго, оранжевые, красные, желтые и всех промежуточных оттенков. Но меня интересовала не красота этого зрелища. Вглядываясь в лес, я считала силуэты, приближающиеся сквозь густые деревья оттуда, куда я ушла вслед за Папоротник.

Двадцать один. Одиннадцать слева. Десять справа.

Дерьмо.