Двор Тьмы

Войдя в умывальню, я удивилась: окно было открыто. Насторожившись, я замерла в дверном проеме, сканируя темное пространство. Легкий шорох привлек внимание. На каменном полу стояла перевернутая плетеная корзина. Внутри что-то шевелилось. Я тихонько закрыла дверь и покрутила кремневое колесико трутовой зажигалки, чтобы поджечь масляную лампу на краю ванны.

Здесь прошлой ночью я просила послать мне знак. Возможно, это он?

Между сплетенными прутьями в мерцающем свете лампы, кажется, мелькнули блестящие черные перья… Да, перья ворона!

Пойманная птица не билась в корзинке. Я осторожно приподняла уголок. Прирученный ворон, не пытаясь улететь, позволил прикоснуться к себе. На левой лапке висел узкий кожаный чехол. Я осторожно сняла его и положила птицу в корзину.

В маленьком футляре лежала свернутая бумага библ[25], едва ли шире моего мизинца. Настолько тонкая, что можно ее размотать на добрых тридцать сантиметров.

Вся жизнь Дианы де Гастефриш, записанная каракулями, теперь в моих руках. Дата ее рождения – 5 мая 281 года. Дата крещения. Титулы и награды, которые она унаследовала. А также родословная на протяжении двадцати поколений. Документ заканчивался бумажной виньеткой – гравюрой с изображением баронессы. Я сразу узнала репродукцию портрета, написанного рукой брата. Ту самую, что видела в усадьбе в роковую ночь: возвышенная красота, приукрашенная кистью влюбленного художника.

– Бастьян, ты поймал ворона? – прошептала я, глядя в открытое окно на главные ворота.

Рассудок твердил, что это невозможно. А сердцу хотелось верить, что дорогой брат за гранью смерти протянул мне руку помощи!

Я поискала глазами его голову в темноте. Но там ее больше не было. Как не было ни Валера, ни родителей, ни баронессы. Пять чудовищных трофеев исчезли с острых пик.

Лишь далекие небесные светила равнодушно сверкали в ночи непостижимым блеском. Где-то сейчас в своей обсерватории Король Тьмы наблюдал за их вечным движением. Внезапно показалось, что бездушные звезды внимательно смотрят на меня… Словно это само – ночное небо в паутине созвездий жадно следило за мной блестящими глазами, готовое поймать в свои сети заживо…

Я поспешно прогнала ощущение беспричинного страха, пока оно не заморозило мысли. Может, головы отдали на съедение сторожевым псам? Это было бы верхом бесчестия.

Я высоко подняла лампу, всматриваясь в бездонную темноту снаружи. Ореол мерцающего пламени осветил блестящие плиты пола, комод… и внешний подоконник, на котором лежали пять сфер. В полумраке я приняла их за цветочные горшки, подобные тем, что украшали окна Больших Конюшен. Только теперь поняла: это головы!

Выстроенные в ряд теми же руками, что поймали ворона…

Руками, усеянными швами!

Задыхаясь, я взмахнула лампой:

– Это ты, отшельник? Ты здесь? Покажись! – шепотом попросила я, одновременно разрываясь между желанием закричать и оставаться незаметной, чтобы не разбудить дортуар.

Я ничего не видела, но чувствовала: он рядом. В воздухе витал запах осени.

– Ты – мерзкое, грязное чудовище! Собираешься полакомиться останками? Принес их, чтобы съесть у меня на глазах? Я не позволю тебе!

Я не ждала ответа. Раз этот зверь в человечьем обличье оставался немым во время первой встречи, значит, не умел говорить.

Должна признаться, этот затворник умен. Он внял моим молитвам, когда я думала, что меня никто не слышит.

Я просила поймать ворона, и отшельник принес его мне.

Я хотела попрощаться с родными в последний раз, и он принес мне их головы.

Как дьявольский джинн, он исполнил два моих сокровенных желания… Но какова цена?

Еще накануне останки предстали передо мной во всем ужасе своего разложения. Сейчас я боялась смотреть на изуродованные трофеи с пустыми глазницами. Но все-таки решилась. Похоже, головы стали предметом самой почтительной заботы об ушедших. Отсутствующие глаза заменили белые камни, отполированные и круглые, что придавало лицам сюрреалистический, почти безмятежный вид. Кожа тщательно подшита в местах, разорванных клювами птиц. Следы крови аккуратно вычищены. Даже неузнаваемая Диана де Гастефриш не вызывала отвращения, а скорее легкое беспокойство. Бальзамировщик собрал разрубленную плоть девушки и наложил три длинных шва. Один на рот и два на веки, придав баронессе вид сшитой куклы.

Словно отвечая на мои вопросы, в темноте раздались протяжные ноты губной гармошки. Я наклонилась и увидела фигуру, прижавшуюся к водостоку. Прежде чем тусклый фонарь осветил ее, она с проворством обезьяны скрылась из вида.

– Подожди! – прокричала я.

Понимая, что повысила голос, я поспешно прикрыла рот рукой. В эту секунду за моей спиной повернулась ручка двери.

Кто-то услышал мой крик? Створка двери открылась, впуская сквозняк в умывальню. Ветер приподнял пергамент, который я оставила на полу рядом с плетеной корзиной. Он пролетел к дверному проему, где его поймала рука.

Рука в расписном кимоно.

– Диана, что происходит? – прошептала подруга, поднимая подсвечник, чтобы лучше меня разглядеть. – Ты же знаешь, я плохо сплю. Проснулась среди ночи, а твоя кровать пуста. Я пошла тебя искать.