Не теряя дьявольского самообладания, Эленаис перешла к новой атаке:
Стало трудно дышать, голова закружилась…
В панике, загнанная в угол, я инстинктивно искала глазами выход из маленького театра. Я больше не Диана – гордая баронесса, претендующая на «Глоток Короля». Я – Жанна, дикарка из леса. Сегодня из зала на меня смотрели голодные звери, пожирая расширенными зрачками. Не в силах больше оставаться на сцене, на непослушных ногах я двинулась за кулисы под возмущенные возгласы придворных и ультимативное предупреждение де Шантильи:
– Диана! Это недопустимо! Напоминаю: если участник покидает сцену в разгар поединка, его автоматически дисквалифицируют!
С противоположного конца сцены Эленаис направила на меня наманикюренный указательный палец, как бы обвиняя:
Я застыла на краю сцены, в голове раздался колокольный звон последнего слова, произнесенного соперницей.
– Мой отец заплатил адвокатам, чтобы они провели обширное исследование в архивах дворянства по поводу этой подопечной Короля, появившейся из ниоткуда, – злорадствовала Эленаис, мгновенно забыв о стихотворных строчках, чтобы свободно выплеснуть яд. Она обратилась к зрителям: – Я получила результаты исследований через ворона. Оказалось, что Гастефриши
Я почти задохнулась в тесном корсете, наполовину нырнув в тень кулис. Факт, что старикашка Гонтран де Гастефриш сам себе присвоил высокий титул, совсем не удивил. Старый павлин! Облегчение от того, что моя истинная личность осталась в тайне, сменилось стыдом за то, что я растерялась перед собравшимися.
Я высмеяла недавно приобретенное дворянство Эленаис. Она ответила тем же, очернив фамилию Гастефриш. Я выставила себя на посмешище, а она отныне неприкосновенна.
Чувство непоправимой ошибки нависло грозовой тучей. Неужели я потерпела фиаско?
Не только Тристан, но и я никогда не доберусь до «Глотка Короля».
Моя семья никогда не будет отомщена.
И тирания будет продолжаться веками.
Если только…
Внезапно меня озарило:
– Возможно, я солгала о титуле. Но сделала это непреднамеренно, а по неведению. Я понятия не имела, что всего лишь баннерета, а не баронесса. Имею смелость предположить, что в этих стенах происходят злодеяния куда серьезнее.
Я вернулась на середину сцены и под лучами огней приблизилась к Поппи.
– …Леди Каслклифф хотела бы, чтобы Двор верил в то, что она здоровая молодая девушка. Но легкие ее прогнили до основания. Среди нас есть и такие, кто сознательно лжет каждый день, под носом у придворных и учеников…
Щедро нарумяненное лицо Поппи побледнело, как никогда:
– Диана! – охнула она. – Ты дрянь!
В моих глазах защипало. Они наполнились слезами, словно желали размыть образ стоящей напротив девушки, скрыть его от меня. Ведь ее лицо сейчас – отражение моего гнусного предательства.
С тяжелым сердцем я обратилась к министру в первом ряду:
– Туберкулез в финальной стадии. Неужели такие люди будут служить Королю, мадам дез Урсен?
– У… уверяю вас, моя болезнь не настолько запущена… – залепетала несчастная Поппи, в свою очередь обращаясь к принцессе.
Перед глазами разворачивалась настоящая драма: девушка цеплялась за мечты об Америке и за единственное лекарство, которое могло спасти ей жизнь. Только дело в том, что смерть тирана, угнетающего миллионы подданных, важнее жизни одного человека!
Внезапно воодушевившись жестокостью и злобой, испугавшими меня саму, я добила Поппи импровизированным четверостишием:
Это невыносимо даже для стойкой англичанки. Оглушенная моей подлостью, она задохнулась и зашлась в приступе кашля. Акустика небольшого помещения эхом отразила отхаркивающие звуки девушки и злые возгласы придворных. Поппи судорожно потянулась в карман за платком, но не успела поднести его ко рту: на корсет выплеснулся большой сгусток крови, превратив кремовые розы тафты в пунцовые маки.
При выходе из театра меня мутило. Казалось, внутренности хотели вырваться наружу, точно так же, как легкие Поппи. Приступ кашля англичанки положил конец поединку. Дез Урсен объявила Эленаис и меня победительницами.