Возможно, им действительно стоило бы двигаться по поверхности, жаль, карты Москвы не имелось. Впрочем, удача могла улыбнуться им снова, но вот твари, поселившиеся в пустых домах, представляли немалую угрозу. Судя по рассказам, они были отнюдь не тупыми волкодлаками, а хитрыми и умными стайными хищниками. В небесах кружили самые настоящие драконы из старинных легенд или, если прозаичнее, мутировавшие из голубей и ворон. Из столичных парков и скверов тянули узловатые сучья черные кряжистые деревья. Ходили слухи, будто ясными ночами, когда над городом встает полная луна, они способны перемещаться и хватать зазевавшихся мутантов и людей.
В Москве обитало немереное количество разных видов, и радиационный фон был гораздо выше, чем в местах, откуда пришли Тим и Данька. Парни-то могли выходить из бункера не только ночью, но и в дневные часы, когда было пасмурно, да и костюмы надевали, большей частью следуя поговорке: береженого бог бережет. Опять же, травы на болоте собирали. Попробовал бы хоть кто-то таскать съестное из города наверху.
– Еще как тащат, – заметил челнок, сидящий возле Тима, и тот вздрогнул.
«Я разве задал вопрос вслух? – кольнула неприятная мысль. – Дядька рассказывал о химии, развязывающей языки. Возможно, некто из этих людей подмешал ее в чай?..»
– Так радиация же, – сказал Данька, и Тим понял, что спрашивал отнюдь не он, просто «мысли у дураков совпадают».
– Да ну, – челнок беспечно махнул рукой. – Счетчик не зашкаливает, и хорошо. В том же Битцевском лесопарке всякие корешки собирают с травками. Грибы подземные, опять же, произрастают там, где и до всей этой катавасии собирать еду не стоило бы. Город наверху не один век стоял, а когда промышленностью обзавелся, так и вовсе отравил все вокруг, и вглубь в том числе.
– Не знал, – признался Тим.
– Или ты думаешь, крыски, которых в пищу употребляем, не жрут без разбору все, что находят? А свиней грибами кормят – теми самыми, которые вряд ли в чистом черноземе произрастают. Ну, и коренья – я о них уже упоминал. От некоторых глюки в голове прям аховые. Или вот… есть такие грибы…
– Оттого и дети у вас – сплошь альбиносы, – буркнул Тим, которому совсем уж не понравилось, в какую сторону вильнул разговор.
– А у вас разве нет? – прищурился челнок.
– У нас на станции меньше, – поспешил выручить их обоих из беды Данька.
– А… – усмехнулся маяковец, сидящий напротив и тщательно прислушивавшийся к беседе. Временами он вставлял слово-два, но предпочитал не обращать на себя внимания. – Просто не добралось до вас еще. Станция глубокого залегания? Вы откуда родом, пацаны?
Ничего придумать Тим не успел.
– С окраины, – расплывчато ответил Данька. – Очень далекой.
– А к нам какими судьбами?
– Да как обычно: на других посмотреть, себя показать.
– А… ну, дело хорошее. – Челнок обвел взглядом станцию и раскинул руки, словно хотел заключить ее всю в объятия: – Смотри! Не обляпайся только, гы… – И громко, икая и подхрюкивая, захохотал.
– Эй… – Резкое движение на краю поля зрения привлекло внимание. Тим обернулся. На границе тени и пляшущего света костра стояла худая и бледная девчонка в застиранном сером платье, кое-где истершемся до дыр.
Тим пожал плечами и отвернулся. Она наверняка приняла его за другого.
– Эй, ты!.. – с этим гораздо более громким зовом в спину прилетел небольшой камушек.
– Да что такое-то?! – раздражение проникло в голос, Тим даже не стал его сдерживать. – Какого лешего тебе надо?
– Иди-иди, – толкнул его в плечо сосед по костру и сально ухмыльнулся. – Гусары гетерам не отказывают.
Вставать не хотелось, как и оставлять Даньку одного: вдруг ляпнет лишнего. Хотя и без этого засветились они, похоже, по полной.
Девушка сделала недвусмысленный жест рукой, поманив его к себе.
– Иди уже, ведь не отстанет, – фыркнул челнок, и его взгляд не понравился Тиму еще сильнее. Тем не менее встать пришлось.
Три, четыре, пять шагов – хватит. Дальше, чем на десяток, Тим решил не отходить – чтобы увидеть находящихся у костра людей, было достаточно повернуть голову. Те сидели мирно, разговаривали, и, похоже, его присутствие пока не особо требовалось. Челнок вдруг бросил в его сторону взгляд, выставил руки назад, перенеся на них вес тела, и рассмеялся. Девушка продолжала идти, но парень остановился и предупредил:
– Дальше я не пойду.
– Почему?! – Она удивленно приподняла практически отсутствующие брови и слегка покраснела, как почудилось Тиму – от злости и возмущения. Голос у нее оказался высокий и некрасивый – словно жестянка бряцает по стеклу. Лицо не казалось уродливым, но и привлекательными ее черты не были: слишком тонкие, будто нарисованные штришками. Волосы – прямые, ломкие и очень светлые, но не бесцветные, как у детей, – спускались чуть ниже плеч сальными, давно не мытыми сосульками. Маленький носик задирался кверху, расширялся и закруглялся на кончике. Живи она в поселке, наверняка за ней закрепилось бы необидное прозвище Кнопка.