Дворец для рабов

Трое, находившиеся рядом, наверняка являлись его подчиненными. Правый – ниже на полголовы и худой как щепка, зато кепи на бритой голове носил, словно корону. У левого на носу сидели круглые очки без стекол, придающие ему вид лихой и слегка придурковатый. Похоже, сослуживцы тоже не считали его кем-то выдающимся, потому во время разговора то шутливо похлопывали по плечу, то тыкали в бок. Зато третий выглядел совершенно обычным. На полголовы ниже длинного, не такой широкий, как главный группы. Он не сутулился, как очкарик, и вместе с тем не выказывал пренебрежения всем и каждому. Напоказ себя, сверкая амуницией, не выставлял, позы принимал спокойные, но не демонстративно закрытые вроде скрещенных на груди рук. Не веди себя столь вызывающе первый ганзеец, главенство группой Тим отдал бы ему. Просто не мог поверить, будто подобный человек позволил бы так вести себя собственным людям. И именно он беседовал с девчонкой, причем делал это бегло, серьезно и с легкой заинтересованностью, читающейся на лице.

«Точно не о половом акте за патроны они договариваются», – понял Тим. Было еще что-то, кажущееся странным, но он пока не мог понять.

Широченный ганзеец пробурчал под нос длинную фразу, показавшуюся руганью. Девчонка бросила в ответ пару слов и снова вернулась к разговору. Она все меньше походила на дешевую проститутку с нищей станции, а когда подняла лицо и прямо взглянула на Тима, по позвоночнику того прошел холодок.

– Пожалуй, пора, – сказал он беседовавшему о чем-то с челноком Даньке.

– Ну… пора так пора, – развел руками тот.

– Бывает, – мужик протянул широкую ладонь с толстыми короткими пальцами, оканчивающимися квадратными ногтями. – Доброго пути. Я и сам бы не советовал вам тут останавливаться. Народ здесь… всякий. – Предупреждение так и читалось в его словах, но Тим не понял, являлось ли оно еще и угрозой.

Они поднялись одновременно. Никто не стал задерживать их. Вход в тоннель находился всего в нескольких шагах, но прежде чем спуститься, Тим демонстративно перезарядил автомат.

– Ты чего? – не понял Данька.

– Чтобы никто не увязался.

Выход с «Маяковской» на поверхность оказался заварен, либо же им просто так сказали, намереваясь срубить плату за проход. Никогда в жизни не торговавшийся ни с кем Тим не разбирался в намеках и, разумеется, постоянные подмигивания маяковца принял за нервный тик. Идти к фашистам не было ни малейшего смысла: договариваться с ними о чем-либо Тим не собирался, а зачистить целых три станции вряд ли сумел бы. Не хватило бы не только боекомплекта и скорости – вряд ли твари в человеческом обличье стояли бы и ждали, пока их положат, – но и решимости. Руки, привычные наводить оружие на волкодлаков и хищников помельче, могли и дрогнуть, если бы в прицеле возник человек. Путь их лежал к «Белорусской», а там наверняка отыщется дорога наверх, не к ганзейцам же на поклон идти.

– Сдается мне, уходить нужно, – пробормотал Данька.

– Угу. – Тим поправил на плече ремешок от автомата. – Подальше отсюда.

– Нет, я про вообще, – произнес тот хмуро. – Жаль, мы сразу назад не повернули, как только потеряли Макса. Тогда могли еще выйти к своим.

– Или полечь. Да и о чем мы расскажем дома? Подошли к порогу, заглянули в окно и убрались подобру-поздорову? Зачем только шли столько? К тому же Макс в этом случае погиб явно зря.

– Любая смерть – всегда зря, – произнес Данька. – Тот, кто говорит иначе, – бессовестный идиот.

Они в нерешительности остановились у самого входа в тоннель. Казалось, тьма в нем живет своей собственной жизнью. Сгустки переползают от стены к стене, замирают, свесившись с потолка, только и ждут появления кого-нибудь теплокровного, чтобы погреться. Да и не тоннель это никакой, а зев огромного монстра, того самого червя, изображение которого видел Тим.

– Тимур, – давно Данька не называл его полным именем, – если случится так, что я не выберусь…

– Ну-ка заканчивай! – разозлился Тим. – Мне только подобных разговоров не хватало, тем паче говоренных-переговоренных уже.

– Это-то да… – невесело усмехнувшись, сказал Данька. – Еще в то первое патрулирование, помнишь?

– Еще бы не помнить, – ледяной ком, сформировавшийся в груди, стоило другу заговорить о смерти, стал потихоньку таять. Семь лет назад, только-только начав выходить в поселок наверху, они вдоволь надавали поручений друг другу. Родька, влюблявшийся чуть ли не каждую неделю, причем каждый раз в новую девицу, настаивал, чтобы именно очередной Лене, Вике, Даше или Кате друзья передали его намерение жениться. Погорев на подобной просьбе однажды – группа задерживалась, а добродушный Максим возьми и ляпни Маринке Медиковой о чувствах Родьки, – больше о подобных глупостях не просил.

«Родька, – Тим устало потер глаза, – хорошо, что он выжил, и еще лучше, что ранен и потому не пошел со мной. Останется хоть кто-то».

Думать о Женьке как о друге Тим больше не мог, хотя где-то в душе простил предательство уже давно: как только потерял Максима.

– Тебе бы поспать.

– Не здесь! – Тима аж передернуло от этой идеи.