Дворец райских наслаждений

К концу ноября, когда выпал первый снег, на улицах Пекина воцарился былой гам и суета. От дворца ко дворцу слуги тащили паланкины, в которых восседали заносчивые богатеи, считавшие ниже своего достоинства обращать внимание на иноземных часовых, дежуривших на перекрестках. Чиновники, вернувшиеся на работу в различные ведомства, по дороге домой останавливались у прилавков на Ванфуцзине и Хатамэне, покупали детям или наложницам глазированные яблоки, после чего спешили дальше, расталкивая краснолицых капралов и сержантов из оккупационных войск, бродивших в свободное от службы время по диковинному восточному городу.

В гудящих жизнью переулках китайских кварталов, раскинувшихся возле ворот Цяньмэнь, которые все еще лежали в руинах, купцы в заново отстроенных лавках толковали о ценах на шелк, а на Люличане ученые мужи просматривали древние свитки. Кто-то бойко торговался в магазинах, занимавшихся продажей всяких редкостей. Таких магазинов в последнее время появилось много, и торговля в них шла очень бойко. В хаосе, последовавшем за осадой, грабежами занимались далеко не только иноземные солдаты: немало китайцев тоже сколотили себе состояние. Мало кто из владельцев ресторанов мог припомнить более удачные сезоны, а игорные и публичные дома старались поскорее приспособиться к новым клиентам. Несколько заведений в столице специализировались исключительно на развлечении иноземных солдат, которых народ, не испытывая к ним особой любви, прозвал «омарами».

Посольскому кварталу пока не успели вернуть прежний блеск и великолепие, однако толпы рабочих денно и нощно трудились на строительстве еще более пышных, более богатых дворцов, которые должны были вознестись на месте развалин прежних резиденций. Из Британского посольства наконец вывезли мусор, лежавший там еще со времени осады, и в один прекрасный вечер окна дворца озарились ярким светом и оттуда донеслась музыка — леди Макдональд дала первый бал. Единственное отличие от предыдущих балов, предшествовавших осаде, заключалось в необычайно большом количестве людей в военной форме, гордо вышагивавших по сверкающему танцевальному залу. Как обычно, последними уехали месье и мадам Пишон из французского посольства, а некогда первый секретарь американского посольства Герберт Скваерс, получивший повышение и теперь занимавший должность консула, весь вечер просидел за столиком с напитками, о чем-то жарко споря с журналистом Джорджем Моррисоном. Кое-что в этом мире неподвластно времени.

У дипломатов было много работы. В Цзунли Ямэн вернулся всеми желанный министр Ли Хунчжан, возглавивший временное правительство, взявшее на себя управление государством до подписания мирного соглашения и выработки условий, на которых вдовствующая императрица могла вернуться из Шаньси, где пребывала в изгнании. Для этого ей предстояло заплатить огромную цену. Ходили слухи, что помимо территориальных уступок от Китая требуют выплаты контрибуции, размер которой превышает сто миллионов фунтов стерлингов. Горлопаны, просиживавшие штаны в баре

«Hôtel de Pekin», которыми верховодил разбогатевший Симпсон, чудом сумевший избежать ареста, не уставали упрекать дипломатов в малодушии, заявляя, что во имя торжества правосудия Цины должны выплатить сумму, по меньшей мере, в десять раз большую. Ну а если вдовствующей императрице разрешат вернуться, старуху следует публично выпороть прямо перед ее собственным дворцом. Симпсон с радостью выразил готовность лично взять хлыст в руки и сделать всю работу.

Генри Меннерс никогда не ходил на подобные собрания. По сути дела, после увечья, которое он получил во время грабежей, его вообще мало кто видел. Поначалу ватага из таможенной службы отпускала сальные шуточки по поводу его отсутствия. Всем было известно, что, бежав откуда-то с севера, он привез с собой какую-то красотку. Поначалу Генри стал настоящим героем, однако с течением времени о нем забыли.

Ходили слухи, что он живет где-то в китайском квартале. Однажды Симпсон в компании приятелей, распаленных продолжительными возлияниями, взяли рикш и отправились на поиски Меннерса. Они кидали за забор камни и выкрикивали ругательства, перебудив при этом весь район, перепуганные обитатели которого решили, что сейчас начнется новая волна грабежей. Однако из двора дома, в котором, как предполагалось, жил Генри, не донеслось ни звука. Огромные деревянные ворота так и остались на замке, и через некоторое время компании стало скучно и она отправилась в один из новых публичных домов.