Дворец райских наслаждений

Генри Меннерс жил уединенно. Если бы кто-нибудь из ватаги перебрался бы через стену, он бы крайне удивился, обнаружив, что их старый товарищ, вопреки ожиданиям, отнюдь не предается плотским утехам в объятиях восточной красавицы. Генри спал один, а днем одиноко сидел в кресле. В ясную погоду Генри усаживался в инвалидную коляску, которую выкатывали в сад. При этом он нередко с отсутствующим выражением лица жевал незажженную сигару. Время от времени в сад выходил Лао Чжао, который осматривал ногу Генри. Иногда погонщик что-то говорил своему хозяину, отчего Генри разражался хохотом, и тогда в усталых голубых глазах мелькала тень былой сардонической усмешки. Обычно друзья сидели в молчании, а Фань Имэй приносила им чай. Порой вечером она подносила Генри трубку с опиумом. Ко сну они отходили рано, а Генри неизменно вставал поздно.

Лао Чжао и Фань Имэй часто обсуждали между собой странное поведение Ma На Сы-сяньшэна. Говорил в основном погонщик, выдвигавший самые разные предположения: раны Ma На Сы еще не зажили; он чего-то ждет; он решил затаиться, пока ему не представится возможность отправиться в Маньчжурию за золотом; он прячется от шпионов британского посольства, которые, вне всякого сомнения, хотят его выследить, он начнет действовать, только когда из Маньчжурии уйдут русские… Фань Имэй с грустью смотрела на погонщика и слушала его в молчании. Когда он спрашивал ее мнения, она лишь качала головой. Через некоторое время Лао Чжао раскуривал трубку и объявлял:

— Ma На Сы наверняка знает, что делает. Поживешь — увидишь.

Фань Имэй никогда не рассказывала погонщику о долгих беседах с Ma На Сы, которые она вела с ним по ночам, когда он не мог уснуть. В такие ночи он пересекал двор, заходил к ней в комнату и тихо присаживался на край ее кровати и ждал, когда девушка проснется. В первый раз она откинула одеяло, предлагая ему лечь подле нее, но Генри лишь улыбнулся и взял ее за руку. Их разговоры она держала в тайне, ни разу не выказав свою боль, делая вид, что никогда не видела его слез. Наутро она встречала его своей обычной грустной улыбкой.

Иногда, к ним заходил англичанин Притчет из посольства. В такие редкие случаи они уединялись с Ma На Сы и о чем-то тихо разговаривали. Причтет никогда подолгу не засиживался. Фань Имэй его ненавидела, сама толком не зная почему. Он всегда был с ней изысканно вежлив, но при этом, казалось, не испытывал ни малейшего желания разговаривать с ней. Его холодные глаза всегда избегали ее взгляда. Как правило, после того как он уходил, Ma На Сы просил подать трубку с опиумом.

Однажды, в конце декабря, Притчет пришел к ним на удивление поздно. Он быстро поговорил с Ma На Сы, после чего поспешил к поджидавшему у ворот рикше. Когда девушка заглянула в комнату Ma На Сы, она увидела, как он, окоченев, сидит на стуле, вперив в стену пристальный невидящий взгляд, сжимая в руке скомканный кусочек бумаги, внешне очень напоминавший телеграмму.

Тем же вечером он пришел к ней в комнату и рассказал, что русские солдаты обнаружили в Монголии доктора и миссис Аиртон, их детей и Элен Франсес. Элен родила дочку. Они добрались на поезде до Тяньцзиня и со дня на день были должны приехать в Пекин.

* * *

По чисто случайному совпадению в тот же самый день семейство Аиртонов вместе с Элен и малышкой Катериной посетили британского вице-консула в Тяньцзине. Веселый консул, только что плотно отобедав, несколько бестактно заметил, что он крайне рад встретить благородное семейство, прибывшее из Шишаня. Их приезд виделся ему значительным прогрессом по сравнению с появлением предыдущего беглеца из этого города. Его слова вызвали у Аиртонов некоторое недоумение, и вице-консул, громко хохоча, рассказал им о том, как Генри Меннерс приехал на поезде в Тяньцзинь, — едва ли не лучшую байку из своего репертуара. По сути дела, он только начал ее рассказывать, но ему пришлось тут же прерваться, поскольку молодая вдова, миссис Кабот, неожиданно смертельно побледнела, громко вскрикнув, вскочила, покачнулась и снова села, прижав ко рту кулачок. К несчастью, при этом она задела локтем этажерку с лучшими вазами из коллекции вице-консула, отчего прелестная статуэтка Гуаньинь сорвалась с полки и вдребезги разлетелась об пол. Вечером вице-консул рассказал друзьям в клубе о своем смущении и досаде, хотя, впрочем, чего можно ожидать от этих миссионеров-истериков, особенно если речь идет о женщинах. Видимо, девушку потрясло упоминание о наложницах Меннерса, которое, надо полагать, она сочла непристойным.

XXIII Не хочу быть разбойником. На дворе зима, я нужен старикам. Пусть новый год принесет дождь