Дворец райских наслаждений

— Есе цуть-цуть вецины, мисси? Или зареного хлеба?

Наконец Аиртон согласился заглянуть к Френку днем, после того как закончит прием пациентов.

* * *

Доктор не без волнения шел по узеньким улочкам к гостинице. Меньше всего ему сейчас была нужна очередная неурядица. Последние несколько недель, после того как пропал Хирам Милуорд, у Аиртона и так хватало забот. Он несколько раз безрезультатно посетил ямэн. Мандарин выразил искреннее сочувствие, но сказал, что не сможет принять никаких официальных мер, покуда не получит прошение от отца мальчика. Мандарин отметил, что право экстерриториальности, дарованное иностранным миссиям, связывало его по рукам и ногам. Пока он не получит жалобу или доказательства того, что преступление совершено китайцем, что требовало вмешательства местных властей, дело о пропаже мальчика оставалось в ведении иностранцев. Кроме того, следовало принять во внимание тот факт, что мальчик оставил семью по собственной воле при явном согласии отца. Аиртон возразил, указав на то, что мальчик несовершеннолетний и не отвечает за свои поступки. На это мандарин заявил, что традиции Запада и Китая сильно разнятся. В пятнадцать лет он ушел из дому, вступил в армию и сражался с тайпинами. Возраст не играл существенной роли. Все зависело от отца. Если отец пропавшего мальчика представит ему доказательства свершившегося преступления, он со всей строгостью накажет злодеев.

Все попытки Аиртона заставить Септимуса вести себя благоразумно также закончились неудачей. Сначала доктору казалось, что его слова возымели эффект. Когда доктор говорил о своем беспокойстве за безопасность мальчика, лицо Септимуса исказилось от муки и волнения. Аиртон рассказал, что все попытки отыскать Хирама оказались безрезультатными. Доктор начал опасаться, что слухи о том, что мальчик отправился на поиски разбойников в Черные холмы, могут оказаться правдой. Септимус внимательно слушал Аиртона. Иногда, склонив голову, он плакал. Он был совсем не похож на того пышущего злобой человека, несшего околесицу на площади перед храмом. Милуорд сильно похудел, осунувшееся лицо обрамляла жидкая бородка. Когда проповедник сидел в окружении семьи, слушая доктора, Аиртону казалось, что он попал на поминки. Теперь ему было ясно, что первое впечатление о семействе Милуордов было неверным. Они очень любили Хирама, и его отсутствие вселяло в них чувство горькой утраты. Отчаяние родных казалось почти осязаемым. Однако как доктор ни пытался, ему так и не удалось уговорить Септимуса написать мандарину прошение, за которым последовала бы помощь властей.

— Отдавайте кесарево кесарю, — повторял Септимус деревянным голосом, — а Божие Богу. Сатана забрал у меня сына, доктор Аиртон, и лишь милостью и волею Божьей сможет Хирам вернуться. Ни вы, ни я не в силах ничем помочь.

— Но ведь это как раз случай, когда кесарь может вам помочь, — возражал Аиртон терпеливым тоном, которым обычно разговаривал с теми, кто слегка тронулся рассудком. — И от вас ничего не требуется. Только лишь письмо.

В красных глазах Септимуса мелькало смущение, но проповедник оставался недвижим:

— «Не надейтесь на князей», доктор, «на сына человеческого, в котором нет спасения». Я знаю о вашем чистосердечии. Но кто я такой, чтобы противиться Божьей воле?

Несмотря на сухость слов, в голосе Септимуса слышалась почти что мольба.

Аиртон едва мог представить, что за буря противоречивых чувств бушевала в сердце проповедника:

— Неужели вы думаете, что Господь желает, чтобы ваш сын находился вдалеке от дома и подвергался опасности? Помните поговорку «На Бога надейся, а сам не плошай»? Нам надо набрать группу людей и, сев на лошадей, отправиться в Черные холмы на поиски мальчика.

— Доктор, я не задумываясь отдам жизнь за то, чтобы Хирам, сын мой возлюбленный, вернулся в лоно семьи и жил по Божьим законам. Поймите, Господь ниспосылает нам испытания. У Всевышнего есть на то причины. Они нам неизвестны, но они есть. «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло», как сказал апостол. Господь призвал нас. Мы воины Божьи среди язычников. Какой бы поворот ни наступил в битве, мы должны терпеливо ожидать Его волеизъявления и безропотно Ему подчиняться.

— Аминь, — произносила Летиция, и эхом ей звучали голоса детей.