Дворянская дочь

— Так и должно быть. Так и будет, хочу заверить вас, Татьяна Петровна. — Он встал и дотронулся до кончика своей эспаньолки. — Я собирался подождать с этим разговором до Парижа, пока вы не обретете подобающее вам положение и независимость, но ваше решение может помочь вам избежать формальностей, связанных с получением визы. — Он сорвался с места, стал быстро ходить по своей маленькой комнатке и решительно остановился передо мной. — До революции я бы не осмелился... Я знаю, что я не такой красивый и бравый юноша... Я никогда не буду богат... но у меня есть имя и будущее в моей области... Я пытаюсь сказать, что...

— Я знаю, что вы пытаетесь сказать, Алексей, — я с нежностью взглянула на него, — и я согласна.

Перед отъездом в Париж, где он обещал подыскать жилье до нашего с няней прибытия, Алексей повел меня во французское консульство. Как княжна Силомирская, я должна была бы присоединиться к очереди из русских беженцев за дверями комиссариата. Двери охранялись солдатом-сенегальцем, вооруженным, кроме всего прочего, кнутом — я никогда не видела ничего подобного в России. Однако, как невеста известного польского ученого Алексея Хольвега, я была принята с галльской любезностью. Так я познакомилась с лицом и изнанкой французского официоза.

Алексею не удалось найти Федора. Его друг из Петрограда писал, что никто, похожий по описанию, к нему не приходил. Друг сожалел, что не смог ничем помочь. Мы поняли, что за Федором установлена слежка, но ничего не могли придумать.

В середине октября мы с няней провожали Алексея на Восточный экспресс. За квартиру он заплатил, так что она могла оставаться в ней, пока я жила в британском госпитале, до того времени, когда мы присоединимся к нему.

— Бог наградит вас за доброту, Алексей Алексеевич, — сказала старушка, когда он трижды расцеловал ее в щеки. — У меня просто гора с плеч — узнать на старости лет, что у моей княжны будет такой любящий и заботливый муж.

Как легко няня приняла Алексея в качестве моего будущего мужа, думала я, как будто это давным-давно предопределено! Что касается меня, мне это вдруг показалось странным.

— Татьяна Петровна, — сказал Алексей, взяв меня за руку, — пожалуйста, считайте себя полностью свободной изменить свое решение о нашем обручении в эти шесть недель. У вас нет передо мной никаких обязательств. Мне было бы стыдно принуждать вас...

— Вы не принуждали меня, Алексей. — Какой он чуткий и тактичный! — И я слишком горжусь своим кольцом, — я положила свою левую руку на его, — чтобы вернуть его.

Алексей поцеловал мои руки — он был так же официален и корректен после нашего обручения, как и до него. Его темные глаза предательски блеснули, и он направился к своему вагону второго класса. Потратив почти все деньги, заработанные в ночном клубе, на мое обручальное кольцо — маленькую жемчужинку в золотой оправе, — он не мог позволить себе ехать первым классом.

Я отвезла няню в Галат. Меня беспокоило, как она останется одна среди „нехристей“, как она, не различая, называла мусульман, греков и евреев, но скорый приезд Веры Кирилловны из Анапы разрешил эту проблему.

Вера Кирилловна была тоже рада найти бесплатную комнату для себя и своих сундуков и великодушно предложила няне жить с ней в одной комнате. Последняя, однако, согласилась спать в кухне.

Устроив Веру Кирилловну, я выслушала полный отчет о визите к Марии Павловне. — „Ее императорское высочество так изменилась, так постарела!“ — сказала она торжественно-траурным и почтительным тоном, относящимся к павшей династии. Затем я поинтересовалась ее планами в связи с тем, что я обручена и выхожу замуж.

— Обручены и выходите замуж? — в своем эгоцентризме Вера Кирилловна даже не заметила мое кольцо. — Вы что же, приняли предложение профессора Хольвега?

— Приняла.

Грудь Веры Кирилловны воинственно поднялась.

— Понятно. Он воспользовался моим отсутствием и сделал предложение. Я поражаюсь, как он осмелился! У него нет ни положения, ни состояния. Его мать была еврейской прачкой. Семья его отца отказалась от него...

— Вера Кирилловна, я должна попросить вас не говорить неуважительно о моем будущем муже. Я восхищаюсь им. Более того, я обязана ему жизнью.

— Я высоко ценю все, что профессор Хольвег сделал для вас, дорогое дитя, — возразила она с достоинством, — но другие сделали бы не меньше, и это не дает ему никаких особых прав. Кроме того, я должна сказать вам, что ваш брак с человеком столь низкого происхождения будет плохо воспринят — serait mal vu.

— Плохо воспринят кем, Вера Кирилловна?