— Но ведь это же так глупо — лежать, когда я прекрасно себя чувствую. Я готова отправиться домой, но мой врач и слышать об этом не желает. Вера Кирилловна, я так рада, что вы пришли. Мне так скучно! А как вам удалось пройти мимо главной медсестры? Она ведь гроза всех посетителей.
Посещать пациенток разрешалось только ближайшим родственникам, а все остальные, прежде всего репортеры, в родильный дом не допускались.
Выражение лица Веры Кирилловны явно говорило о том, что никакой главной медсестре не выстоять против фрейлины бывшей российской вдовствующей императрицы.
Она устроилась возле моей кровати, распахнула пальто из верблюжьей шерсти с воротником из рыси и стянула с рук замшевые перчатки.
— Как хорошо вы выглядите, деточка. После рождения первого ребенка женщина вступает в пору расцвета своей красоты. Однако именно в это время красоту легко утратить, если о ней не заботиться. Ваш доктор абсолютно прав, не отпуская вас сейчас домой. Эта ужасная квартира с жуткой лестницей и без воздуха — совершенно неподходящее место. Однако, — продолжала она, — эту проблему не трудно решить. Миссис Уильямсон уехала домой в Соединенные Штаты на полтора месяца и оставила свой дом и слуг в моем полном распоряжении.
После того как в сентябре тетка Стефана с семьей возвратилась домой, Вера Кирилловна и ее хозяйка переехали в Нейи, что на окраине Булонского леса.
— У нас есть сад. Профессор Хольвег сможет каждый день вас навещать. Домашнее хозяйство у него может вести его мать. Няня, разумеется, будет находиться с нами. Я уверена, что на таких условиях доктор вас отпустит.
— Вера Кирилловна, это просто замечательно! Только ведь это лишние хлопоты, да и расходы тоже. Как быть с ними?
— Что касается расходов, миссис Уильямсон предоставила мне полную свободу действий. Она хочет, чтобы вас приняли так, как и подобает принимать княжну. А какие тут могут быть хлопоты? Для женщины, у которой никогда не было ни дочери, ни внуков, все эти хлопоты — лишь в радость.
— Я должна поговорить с мужем...
Алексей по-прежнему недолюбливал мою родственницу.
Вера Кирилловна и это отказалась считать препятствием. Затем она принялась расспрашивать меня о Питере Алексее.
— Он чуть не сталкивает меня с кровати, когда я его кормлю, — с радостью стала я рассказывать ей. — А какой у него голос! Как колокольчик. Я слышу его из детской палаты. А глаза у него становятся сосредоточенными. У него такой внимательный, осмысленный взгляд, как будто он все понимает.
Вера Кирилловна снисходительно улыбнулась в ответ на эти материнские иллюзии. В это время появилась гроза посетителей — главная медсестра, и моя посетительница, на мгновение прижавшись щекой к моей щеке, неторопливо оделась и вышла.
Алексей поначалу отказался принять предложение Веры Кирилловны.
— Татьяна Петровна, она ведь заставит вас с ребенком целыми днями принимать делегации доброжелателей. Это будет не отдых. Правда, верно, что наша квартира никуда не годится. Я сейчас подыскиваю другую, намного больше, чем эта. Для домашних дел, Татьяна Петровна, у вас будет прислуга. И мне не придется играть на скрипке в русском ресторане, чтобы за все это платить.
Он посмотрел на меня умоляющим взглядом, прося для себя хоть чуточку того внимания, которым я щедро одаривала его сына.
— Вы и в самом деле прекрасно устроились, Алексей, — сказала я прочувственно.
Он тотчас же согласился, чтобы я пожила в доме миссис Уильямсон.
Несколько дней спустя нас с малюткой-сыном выписали из родильного дома. Когда Алексей отправился туда, чтобы оплатить счет, заняв для этого деньги в расчете на предстоявшее повышение жалованья, ему сообщили, что все уже оплачено неким лицом, пожелавшим остаться неизвестным. Он решил, что это дело рук кого-то из богатых покровителей Центра по делам русских беженцев. Графиня Лилина поддержала его предположение.
— Вера Кирилловна, по-моему, вы знаете, кто оплатил счет, — сказала я ей позже в разговоре с глазу на глаз.
— Деточка, — ответила она, — найдется сколько угодно людей, которые были бы рады возможности выразить вам свое восхищение и признательность.
Моя просторная комната в привлекательном особняке миссис Уильямсон, построенном во времена Директории, была обращена в сторону сада, куда выходили двустворчатые окна от пола до потолка. Обставлена она была белой с позолотой мебелью в стиле Людовика XV, а на окнах висели старинные шелковые шторы. В комнате стояла расписная кровать, застеленная покрывалом из голубого атласа, и колыбелька Питера, задрапированная таким же атласом, складки которого доходили до самого пола. А еще его здесь ожидало огромное и непрактичное приданое, полученное в подарок от неких приятельниц, а меня — полный шкаф элегантных халатов и платьев к чаю.
— Деточка, — стала успокаивать меня Вера Кирилловна, — вы же знаете, что я обеспечиваю покупателями дорогие магазины: у меня с ними есть на этот счет договоренность, так что я могу позволить себе подобные маленькие причуды для собственного удовольствия.