Дворянство Том 1 (СИ)

Гюиссон отдалился на пару шестов или около того [то есть метров 40], повернулся и начал разгон. Неодобрение среди юношей усилилось, даже самые неискушенные в конном бою понимали, что здесь готовится смертоубийство. Песок летел из-под копыт, молодой горец свистел сквозь зубы, подбадривая перспективную ставку, в его сторону даже не смотрели – что взять с дикаря?

Шотан крепче сжал алебарду и подумал, как же нападет неразумный мальчишка? Можно без изысков стоптать пешца лоб в лоб, это хороший, верный способ. А можно взять чуть в сторону и ударить с левой или правой руки. Перенос копья направо дает возможность ударить дальше и можно править конем левой рукой, но движения скованны, управляемость оружием низкая, да и торс более открыт для встречной атаки. Укол налево более «короткий», зато можно положить древко на левое предплечье, а то и взять обеими руками, впрочем, для этого надо уметь править коленями, зажав поводья в зубах или накинув на поясной крюк. Граф поднял оружие почти вертикально, под небольшим углом, готовясь отпрыгнуть в сторону, из-под копыт, но Гюиссон решил атаковать самым простым образом, уколом вправо, зажав копье под мышкой.

Это было страшно, по-настоящему страшно. Даже несмотря на то, что графский курсье не имел сейчас доспехов, неся лишь попону. Нет такого пехотинца, который не испытывает сумасшедшего ужаса, когда видит перед собой четвероногое страшилище. Зачастую конникам даже не обязательно пускать в ход оружие, атака «сапог к сапогу» развеивает пехотный строй, будто ветер сухие листья. Шотан почувствовал, как сердце споткнулось, пропустив один удар, а после зачастило, разгоняя по жилам горячую кровь. Есть воины, которые живут ради этих мгновений, наслаждаясь тонкой гранью – как лезвие бритвы - меж смертью и жизнью. Шотан к ним не относился, для него насилие всегда было инструментом, а не целью. Но… Отчего бы не испытать удовольствие от мгновения контролируемого риска?

И атака! Разящий укол древка из каменной яблони в крепкой и умелой – этого не отнять – руке. Гюиссон целил в середину груди, так, что при точном попадании Шотан сразу отправился бы в лучший мир, как жук на иголке. Но в последнее мгновение граф сделал длинный шаг с правой ноги, вытянул вперед и вверх алебарду, отклоняя в сторону копье всадника. Несмотря на скользящее соприкосновение, удар жестко отозвался в руках пешего бойца, дерево кратко и пронзительно скрипнуло, будто столкнулись не яблоня и вяз, а металлические напильники. Всадник понял, что вместо стремительной победы случилось нечто странное, неправильное, и попробовал остановиться. Но граф уже сделал шаг с левой, по-прежнему держа древко на вытянутых руках, «замкнув» суставы привычным напряжением мышц.

Если бы Шотан хотел убить, юноша умер бы в считанные мгновения, небогатый шлем без бугивера открывал шею, особенно для удара снизу вверх. Но граф не планировал смерть прямо сейчас, и широкий клинок лишь отзвенел плашмя о стальной купол, заставив хозяина пошатнуться в седле. Несколько секунд Гюиссон боролся с дурнотой, потерей ориентации, а также конем, за эти мгновения Шотан быстрыми, экономными движениями показал будущим гетайрам, как он мог бы уколоть противника в бедро и под мышку, а затем имитировал зацеп крюком и вытаскивание из седла. Напоследок граф схватил болтающееся копье и вырвал его, обезоружив Гюиссона.

- Я думаю, это станет для вас поучительным уроком, - Шотан кивнул пехотинцу, бросил ему алебарду. Немолодой горец осклабился, одной рукой поймав оружие, другой взвешивая новообретенный выигрыш. Цепь казалась увесистой, а молодой, проигравшийся напарник выглядел понурым и обедневшим.

- Нет безусловного превосходства и нет уязвимости, которая гарантирует поражение, - прокомментировал граф. - Все может обернуться против вас и все может принести победу.

Шотан стиснул зубы, когда боль снова прострелила давно залеченное бедро, вновь напоминая хозяину, что и пеший может уязвить конного. Впрочем, посвящать мальчишек в такие нюансы своей биографии он не собирался. Кто имел глаза, тот увидел, кто имел разум, тот понял.

Один из оруженосцев графа помог всаднику спешиться, другой отвел коня подальше, животное будоражилось и, повинуясь заученным приемам, косилось бешеным глазом, выискивая, кого тут можно лягнуть. Гюиссон справился с ремешком и снял шлем, одного лишь взгляда хватило графу, чтобы понять – нет, урок не усвоен. Слова здесь были излишни, уязвленное самолюбие напрочь отшибло парню рассудок, оставив лишь желание смыть публичное оскорбление и, разумеется, не водой. Гюиссон, вытирая мокрое от пота лицо, озирался в поисках оружия, наконец, поднял с земли обсыпанное песком копье. В руках пешего бойца оно казалось не столько смертоносным орудием, сколько несоразмерной оглоблей. Графу понадобилась пара секунд, чтобы принять решение.

- Дайте ему топор, - властно приказал Шотан.