Двуглавый орел

Если бы не это, то думаю, он не был бы столь бесстрашным пилотом, ведь только человек, полностью безразличный к технике, мог с таким беспечным пренебрежением гробить фюзеляжи и двигатели.

Подобно рядным двигателям разработки "Порше", у "Австро-Даймлера" на каждый цилиндр было по две свечи, причём каждый ряд запускался от своих магнето и катушки. Так задумали, чтобы свечи не выходили из строя, и для общего повышения надёжности, поскольку маловероятно, чтобы отказали одновременно оба магнето. Но когда я снял бакелитовый кожух магнето, то увидел, что, хотя они ещё и работали, но оба были в изношенном состоянии. Электроды замыкателя сильно проржавели.

Должно быть, их сделали из какого-нибудь ущербного сплава военного времени, и они износились от постоянного искрения. По действующим инструкциям полагалось заменять все магнето каждые пятьдесят часов налёта, чтобы они всегда были как новенькие; но в последний месяц фельдфебель Прокеш вынужден был проигнорировать эти указания из-за нехватки запчастей с авиабазы. Сейчас я мог лишь снять два контактных блока, насколько возможно зачистить их напильником, потом собрать всё снова и уповать на лучшее.

И только ко второй половине дня мы, наконец, поставили на место панели капота и подготовились к отлёту. Пока я корпел над магнето, я вынужден был отвечать на градом сыпавшиеся неудобные вопросы жителей деревни, которых теперь уже обступили женщины и дети.

— Ваш напарник совсем не разговаривает, что ли? Он глухонемой?

— Нет, просто он немного молчаливый, это да, но зато — отличный пилот. И к тому же он сардинец.

— Сардинец? А по мне — больше смахивает на обезьяну. Тогда пусть скажет что-нибудь на сардинском.

В отчаянии я повернулся к Тотту и прошептал на латыни:

— Toth, di aliquid, per misericordiam Dei — Тотт, ради Бога, скажи хоть что-нибудь.

Он выдал несколько фраз на мадьярском.

— Ни слова не разберешь. Вот так всегда с этими сардинцами, все они мавры, свиньи невежественные. Даже хуже сицилийцев.

В конце концов, мы были готовы. Я повернул винт, и со второй попытки, к моему облегчению, двигатель вернулся к жизни, заработав пусть и не с идеальной плавностью, но, безусловно, вполне хорошо, чтобы долететь над горами до Перджине.

Пока я залезал в кабину за Тоттом, мотор разогрелся, прижимая шасси к бревнам, которые мы засунули под колеса в качестве тормозных колодок. Староста поднялся следом за мной и передал большую плетеную корзину, накрытую тканью. Там лежало несколько буханок хлеба, сыр, большая копченая деревенская колбаса и бутылка темного местного вина в соломенной оплетке. Я обернулся поблагодарить его, стыдясь того, что вынужден обманывать этих простых людей. Внезапно меня поразила ужасная мысль.

А что, если потом пойдут слухи, и власти обвинят их в пособничестве и помощи врагу? Насколько я знал от итальянских военных, ссылка на чудовищное невежество вряд ли спасет их от армейского штрафбата.

— Немного провизии вам в дорогу, — прокричал староста сквозь шум двигателя, — не забудьте прислать нам открытку, когда вернётесь в Австрию.

Я на несколько мгновений лишился дара речи.

— В Австрию... но... мы итальянцы...

— Не вешай мне лапшу на уши, австрияк. Может, мы тут и бедные, но не тупые.

— Но... почему же тогда вы нам помогли?

— Все в этой деревне — анархо-синдикалисты. Все, кто против помещиков и карабинеров — наши друзья. Если бы мы жили в Австрии, то совершенно так же помогли бы итальянским пилотам. Потому у нас и священника нет — мы сожгли эту сволочь лет десять назад, и с тех пор ни один чернорясник не осмелился сунуть нос в эти края. А потом подойдет черед и помещиков, а дальше и революция. Вот, возьмите немного чтива для вашей борьбы, — он сунул мне в руку кипу бумаг с брошюрами типа "Предостережение собственникам" Прудона и "Бесполезность законов" князя Кропоткина.

Имелась там и парочка экземпляров газеты "Мятеж". Я глянул на последнюю страницу одной из них и увидел статью, озаглавленную "Домашняя химия, № 35. Получение нитроглицерина".

— Ну ладно, — продолжил крестьянин, — вам пора в путь, пока не прибыли карабинеры, и благодарите судьбу, что приземлились в наших краях, а не где-то еще.

Мы пожали друг другу руки, и я поблагодарил его. Итальянец спрыгнул на землю, а Тотт запустил двигатель. Когда мы покатили по полю, анархисты замахали руками и поприветствовали нас поднятыми кулаками.

— Arrivederci! — крикнул староста. — И помните, человечество никогда не будет счастливо, пока не повесит последнего священника на кишках последнего короля. Когда вернетесь домой, передайте от нашего имени своему престарелому императору, что когда мы покончим с королем Витторио Короткозадым, то он следующий на очереди!