Двуглавый орел

— Вовсе нет, ты же знаешь, что ты для меня сейчас еще краше, чем раньше. Нет, я не знаю почему...

Она заглянула мне в глаза.

— Неужели ты так расстроен из-за кончины старика? Я не могу в это поверить — в двадцатом веке такого просто быть не может.

— Нет, Лизерль, на самом деле нет. Но пойми — я уже шестнадцать лет служу австрийскому императорскому дому и ни разу не встретил никого, кто мог бы припомнить те времена, когда старик не был императором. Это вызывает во мне странные чувства, я и сам не знаю почему. Возможно из-за войны, из-за того, что мне пришлось повидать в последние четыре месяца. Но я всё ещё связан клятвой с Габсбургским домом.

— Со мной и со своим ребёнком ты тоже связан клятвой. — Она взяла мою руку и положила на свой гладкий, как атлас, живот. — Вот, послушай. Это жизнь — живое дитя, которое через несколько месяцев будет дышать, а вскоре — и ходить. К чему горевать о покойниках? Франц Иосиф и такие как он всю Европу превратили в одно огромное кладбище. Пусть все короли и генералы сгниют, как миллионы молодых людей, которых они отправили гнить в земле. Ну же, мой кавалер ордена Марии Терезии, забудь и о ней, и о Франце Иосифе, и обо всех мёртвых императорах и мёртвые империях. Пусть с нами будет жизнь! Будем любить друг друга, родим дюжину детишек — для людей вроде нас — это единственный способ свести счёты с этими прогнившими уродами.

— Лизерль, ты с ума сошла, так говорить? У тебя нет никакого уважения к усопшим?

Она засмеялась.

— Да, может, я теперь немножко сумасшедшая. Ничего удивительного — после всего, что мне пришлось увидеть за последние два года — все эти искалеченные тела и повреждённые умы. Уважение к усопшим? Да если бы я могла — потащила бы тебя в Шёнбрунн, и мы занялись бы любовью на крышке его гроба.

За последующие годы я многократно читал или слышал рассказы очевидцев, присутствовавших на похоронах императора Франца Иосифа. Уверен, вы тоже представляете торжественное великолепие того серого ноябрьского дня — замотанные копыта лошадей, колышущиеся чёрные плюмажи катафалка, тридцать четыре царствующие особы, следующие за гробом с непокрытыми головами, весь этот кортеж, шествующий по улицам мимо потрясённых, скорбящих людей, и конечно, традиционный диалог у двери Склепа Капуцинов:

— Кто просит о входе?

Камергер двора назвал имя императора и пятьдесят или шестьдесят его титулов. Последовал ответ:

— Мы здесь такого не знаем. Я снова спрашиваю, кто просит о входе?

— Франц Иосиф, бедный раб Божий, просит об упокоении.

— Тогда входите, — и дверь медленно отворилась, принимая гроб.

Нет, я не стану надоедать вам подробным отчётом об этом событии. Но я обнаружил, что упомянутые выше свидетельства очевидцев по большей части исходили от людей, которых там тогда вовсе не было, или тех, кому удалось увидеть лишь небольшую часть церемонии, если они на ней действительно присутствовали.

Как правило, эти отчёты расходятся в определённых важных подробностях, хотя с другой стороны, часто становится заметно, что они списаны друг с друга. И в любом случае, они почти всегда объединяют две похоронных процессии — кортеж по Мариахильферштрассе из Шёнбрунна 27 ноября и короткую процессию три дня спустя, по Кёртнерштрассе к Склепу Капуцинов, после прощания с телом в соборе святого Стефана.

Кстати, относительно традиционного обмена репликами перед входом в склеп, хоть я и не люблю подвергать сомнению любимую в народе легенду, однажды я подробно обсуждал это с польским генералом, человеком на редкость правдивым, пока мы сидели в убежище неподалёку от вокзала Виктория во время долгого и шумного воздушного налёта в 1941 году.

В тот день он, молодой ротмистр уланского полка, действительно находился в пределах слышимости, недалеко от дверей склепа. И он заверил меня, поклявшись честью, что ничего похожего на этот диалог там не происходило. Он считал, что возможно, такой ритуал когда-то существовал, вероятно, в восемнадцатом столетии, но в 1916 году давно уже вышел из употребления.

Что касается тридцати четырёх коронованных особ, никто из нас не имел ни малейшего понятия, каким образом насчитали такое количество. В действительности на церемонию явилось обычное сборище второстепенных членов германской королевской семьи — скорее всего, за бесплатной едой, но кайзер Вильгельм был занят другими делами, да и, кроме того, шла война. Так что в итоге из негерманских монархов присутствовал только Фердинанд Болгарский.

Другая причина моего нежелания надоедать рассказами о похоронах императора Франца Иосифа — тот простой факт, что на самом деле я не присутствовал ни на одной из частей этой церемонии. Как кавалер рыцарского креста Марии Терезии, я должен был идти в кортеже из Шёнбрунна 27-го числа, но как раз в это время мне позвонили и приказали немедленно явиться на аэродром в Асперне.