Двух дорог пересеченье (СИ)

— Дело в том, что Анна от природы имела хрупкое телосложение, не предназначенное для родов, — ответила Лиза, водя пальцами по краю стола. — Доктор сразу предупредил их, что роды для неё чреваты вопросом жизни и смерти, и посоветовал, — тут она замотала головой, едва сдерживая подступившие слёзы, — ах, Наташечка, посоветовал избавиться от ребёнка, пока не поздно! Благо есть какие-то снадобья. Но Анна ни в какую, хотя Владимир, желая сохранить её жизнь, пытался настоять на рекомендациях медика. Однако она твёрдо решила рожать, запретив впредь даже заикаться об избавлении от неродившегося дитя. Вскоре они вернулись в Двугорское и поселились в доме Корфа. Беременность протекала на удивление легко, за исключением обыденных недомоганий, свойственным всем женщинам в этот период. Казалось, опасения напрасны.

— Быть может, следовало показаться доктору в Петербурге? Возможно, он смог бы принять роды, когда подошёл срок, сохранив при этом мать в живых?

— Илья Петрович Штерн осматривал Анну и неоднократно. Увы, в приватном разговоре с Владимиром он подтвердил опасения врача из Франции. А что касается Петербурга, так однажды зашёл у нас с Анной разговор о столице, и она дала понять, что они с Корфом намеренно избегали житья там, поскольку Анну из-за её прошлого так и не приняло высшее общество. Император недвусмысленно намекнул однажды: при дворе бывшей крепостной делать нечего, какими бы талантами она не обладала.

— Это несправедливо, — сокрушалась Натали. — Бедная Анна! А Владимир? Для него, должно быть, случившееся тоже не прошло бесследно?

— Думаю, да. Ведь он не кто-нибудь, а Корф — представитель одной из древнейших и знатнейших фамилий. Чьим предкам всегда благоволила монаршья семья. Полагаю, самолюбие Владимира было уязвлено, хоть он и не подавал виду. А при случае отшучивался, что ему плевать и на высший свет, и на всех, кто не согласен с его выбором. Как бы там ни было, а жизнь в поместье Корфов до самых родов Анны не запомнилась чем-либо примечательным. В конце декабря мы вчетвером встретили Рождество в их доме. Роды ожидались со дня на день, поэтому был накрыт скромный стол, за которым я, Миша, Анна и Владимир отобедали, вспоминая детство — даже не знаю, почему именно эта тема занимала тогда наши умы? Помню, как Анна со смехом рассказывала про их детские проказы с Владимиром, про толстого и прожорливого котёнка, для которого они тайком таскали сливки с кухни, в результате чего регулярно получали нагоняй от поварихи Варвары. Я что-то говорила про наши с Соней, Таней и Андрюшей детские спектакли. Миша почти в каждом своём предложении вспоминал тебя и ваше с ним детство, — Лиза подошла к самой горестной части рассказа. — Словом, в тот день, когда я в последний раз видела Анну живой, мы так хорошо посидели. Расставаться не хотелось. Словно все чувствовали что-то.

Она не выдержала и тихо заплакала. Натали вскочила со своего кресла и, опустившись на колени перед невесткой, взяла за руку. Елизавета Петровна достала платок и, промокнув глаза, заговорила вновь:

— Мы с Мишей уехали к себе в поместье. Перед отъездом я попросила известить нас, как только роды начнутся. Мне хотелось, в случае чего, оказать посильную помощь. Так прошла неделя в ожидании, а ребёнок всё не спешил появиться на свет. И вот, вечером пятого января начались схватки. Как оказалось, день накануне Анна не вставала с постели, мучаясь болями, и при этом не решаясь меня беспокоить! А когда всё началось, то было уже не до меня. Поэтому дальнейшие события я знаю из уст доктора Штерна, приехавшего к Корфам сразу, как только за ним послали. Каждое движение, даже совсем ничтожное, причиняло несчастной Annette невыносимую боль. Она ничего не ела — кусок попросту не лез в горло, и только изредка просила воды. Владимир не отходил от неё, стараясь всячески поддержать и приободрить. Так продолжалось до самого начала схваток, с приходом которых его выставили за дверь. Потянулись долгие часы томительного ожидания, которые Корф, словно стражник, провёл в коридоре у дверей в комнаты своей дорогой жены. За окном, меж тем, сделалось темно, наступила ночь. А Владимир так видимо и сидел на стуле, поставленном им у дверей. Ближе к утру Анне сделалось совсем худо — она перестала кого-либо узнавать и только металась на подушках, хрипя от боли. Доктор Штерн, как мог, облегчал её страдания, уповая на то, что если не удастся спасти женщину, то необходимо хотя бы попытаться спасти ребёнка. Спустя ещё совсем немного времени оборвалась одна жизнь, успев дать начало новой — крохотной и хрупкой. У Владимира родился сын.

— Страшно представить, что сделалось с Владимиром, когда Илья Петрович сообщил ему о смерти Анны, — прошептала Натали, глотая собственные слёзы.