Двух дорог пересеченье (СИ)

В тот же час Натали выполнила задуманное — написала письмо Александру Николаевичу. Прекрасно понимая тот факт, что переписка цесаревича может попасть в руки третьих лиц, она с особой внимательностью подбирала каждое слово, ложившееся на лист бумаги. В результате у нее получился ответ, состоящий из нескольких вежливых предложений, нейтральных по своему характеру. Репнина поблагодарила Александра за беспокойство о ней и сообщила, что намерена остаться в поместье брата до тех пор, пока государыня не велит ей вернуться ко двору, воле которой она не смеет противоречить. Наташа просила более не тревожиться насчёт её персоны, ведь у наследника престола и так хватает дел.

Пробежав несколько раз глазами готовый текст, Натали присыпала чернила песком, сложила лист бумаги и запечатала в конверт. Она позвонила в колокольчик и велела явившемуся слуге как можно скорее отправить корреспонденцию в Царское.

Избавившись от такого груза, как ответ Александру, Репнина выдохнула. Теперь ей хотелось только одного, пусть и неосуществимого — не возвращаться ко двору никогда. Если бы она могла остаться с братом и Елизаветой Петровной! Нянчить их детишек, которых наверняка будет несколько. Помогать Лизе в хозяйственных делах. А в свободное время читать, шить, вышивать узоры на рубашечках своих племянников и племянниц, гулять по местным окрестностям. Как бы это было замечательно!

«Уж лучше век проживу в старых девах, как княжна Кити, если не полюблю, или же выбранный мной мужчина не ответит взаимностью, чем стану любовницей женатого человека, — сказала себе Репнина, слушая удаляющиеся шаги слуги, взявшего письмо. — Никто не заставит меня поступиться принципами. Я не променяю честь и достоинство на мнимые блага и временные увлечения особо ветреных особ! Ни за что!»

*

Лиза, которой не терпелось услышать мнение Натали о Корфе, тем же вечером позвала княжну к себе в комнаты под предлогом помочь распутать пряжу, доставшуюся от княгини Марьи Алексеевны. Барышни сели рядышком: Лиза на своём любимом креслице-качалке держала в руках моток с нитками, свалявшимися и запутавшимися, а Наташа разместилась подле её ног на низенькой банкетке. В то время как княгиня распутывала нити, Репнина аккуратно сматывала их в новый моток.

— Думаю, из этого ещё можно что-нибудь связать, — размышляла Лиза, борясь с очередным узелком. — Маменька не шибко любила рукодельничать, зато меня заставляла заниматься этим почти каждый божий день. А эти клубки — кто бы мог подумать? — мы нашли с Дашей сваленными в одну большую корзину в кладовой, когда недавно полезли туда.

— Можно будет попробовать связать шаль, — откликнулась Натали, делая новый виток. — Или тёплый капор на осень.

— Кстати, как тебе Владимир? Что скажешь о его сегодняшнем приезде к нам? Сильно он изменился, на твой взгляд?

Наташа опустила моток на колени и задумалась.

— У меня остались смешанные чувства от этого визита. С одной стороны, он действительно изменился. Внешне, — излагала свои мысли Натали. — Исхудал, осунулся и словно постарел. Хотя нет, стал старше. Постарел — это слишком громко сказано. А с другой стороны, мне кажется, что внутри он во многом всё такой же, каким мы знали его раньше. Возможно Владимир просто закрылся ото всех, чтобы не лезли к нему в душу, поэтому и производит впечатление необщительного человека.

— А как они схлестнулись с Мишей — чуть было не накинулись друг на друга! — покачала головой княгиня.

— Да, в былые времена они непременно схватились бы за дуэльные пистолеты. Но сейчас уже оба не в том статусе, чтобы стреляться, как мальчишки.

— Ты обратила внимание на его шрамы на шее?

Наташа утвердительно кивнула.

— Откуда они у него? В какой переплёт он попал? — продолжила Лиза.

— Быть может, Миша знает? — предположила Натали, возвращаясь к клубку с нитками.

— Полагаю, что даже с Мишей он не шибко откровенничает. А если что-то ему и рассказывает, то, видимо, это столь личное, что муж не раскрывает подробностей даже мне.

Они немного помолчали, занявшись нитями. Рядом с барышнями весело потрескивали дрова в натопленном камине.

— И вообще, мне непривычно видеть его таким, — возобновила диалог Елизавета Петровна. — Когда ты покинула нас, я, набравшись храбрости, украдкой понаблюдала за Корфом, пока мы втроём доедали обед. Он почти ничего не съел, хотя на столе было столько всего вкусного! Тогда к чаю я специально попросила подать земляничного варенья, зная с детских лет, как Владимир его любит. Так что ты думаешь? Ни ложечки не проглотил!

— Видимо еда не приносит ему больше радости, — откликнулась Наташа. — Или он не был голоден.

— Мне кажется, что его единственная радость в жизни — это сын. Как только Миша спросил о нём, Корф тут же оживился и рассказал, пусть немногословно, об успехах мальчика. Он уже вовсю лопочет, представляешь?

— Сколько ему лет?

— Вот в июне как раз будет два с половиной года.

— Должно быть, он уже давно ходит и вовсю лопочет, — улыбнулась Наташа.