Двухгодичник. Сказки про Красную армию

Помню, как этот Сяитов на меня со штык-ножом кидался. Но давайте обо всем по порядку. В ту пору в нашей роте партизаны квартировали. Что такое партизаны – песня отдельная и уже спетая. В один из таких прекрасных дней стало нам нужно аккумуляторы дизелей резервного питания зарядить. Мимо меня в тот момент Сяитов проходил. Я его подозвал и приказал аккумуляторы те на зарядку в гараж оттащить. А они, зараза, тяжелые были, килограмм по… дцать, в деревянной длинной коробке с выдвижными проволочными ручками. Я-то, грешным делом, подумал, что Сяитов возьмет себе кого-нибудь в подмогу и вдвоем они оттащат эти устройства на перезарядку. Но я-то думал одно, а в не вполне здоровой голове Сяитова совсем другое переварилось. Да я и сам виноват, надо было четче приказ отдать, типа возьми еще такого-то и оттащите аккумуляторы на зарядку. Ну чего уж тут переживать, прошлого не вернешь. В общем, взял Сяитов аккумулятор тот, поставил себе на пузо (при этом электролит на гимнастерку его частично вылился), и понес в гараж, как Ленин бревнышко. А электролит – он же агрессивный. Что там – щелочь, кажется, или все-таки кислота? Да не суть, на другой день на гимнастерке Сяитова зияли дыры с пятнами темными по краям, где большие, а где со спичечную головку.

Результат транспортировки Сяитовым аккумуляторов первым обнаружил командир наш и незамедлительно выдал мне замечание о неопрятности внешнего вида моих подчиненных.

Ну а дальше, как учили, приказ пошел по команде. Я вызвал Сяитова и приказал ему постираться. И опять, блин, лопухнулся. Просто приказал постираться, но не сказал как, чем и, самое главное, в чем. А Сяитов, недолго думая, увидел кастрюлю огроменную с надписью «Компот», которую повар наш после помывки на просушку на крылечко столовки выставил, взял эту кастрюлю, закинул туда гимнастерку свою, воды напузырил и стираться стал.

Первыми сей вопиющий факт увидели партизаны. Они, понимаешь, сюда Родину защищать приехали, а тут в кастрюле, в которой им, может быть, компот варят, придурок какой-то форму свою стирает. Дело уже к вечеру было, поэтому, скорее всего, партизаны эти уже не вполне трезвые были. Как результат, стали они за Сяитовым гоняться, не иначе как с целью членовредительства. И вот, значит, бежит шобла партизан, впереди Сяитов в исподнем, и тут, очень не вовремя, на встречу я иду. «Стой!!!» – ору ему я. Он остановился. Оглянулся – сзади толпа разъяренных мужиков, а спереди только один лейтенант. Да еще, видать, в ту пору Сяитов, как назло, патрульным был и на ремне его солдатском штык-нож в ножнах болтался. Что уж там у него в голове в этот момент переклинило, но стал он штык этот доставать и в мою сторону продвигаться.

А я в тот день, видать, оперативным дежурным был, типа небо стерег. Соответственно на моей портупее кобура пристегнута была с Макаровым. Да макаров-то был, но так же, как патрульные наши ночью ходили с автоматами, но без патронов, так и у меня патронов в обойме Макарова не было. И хотя патронов в наличии не имелось, стал я кобуру эту судорожно расстегивать, и единственная мысль в голове крутилась: «Знает ли Сяитов, что патронов у меня нет?» Кобуру я успел расстегнуть и пистолет достал, даже затвор передернул и с предохранителя снял. Вот только стрелять нечем было. Но не останавливаться же. Направил я дуло пустого пистолета на Сяитова и опять проорал: «Стой!!! Штык в ножны убрал!!!» Сяитов и так стоял и то назад, то на меня затравленно поглядывал. Партизаны тоже чуть поодаль, не двигаясь, испуганно наблюдали за картиной. После сколько-то секундной остановки действия, я снова прокричал: «Штык в ножны убрал!!!»

Картина опять пришла в движение, Сяитов начал медленно зачехлять свой штык-нож. Тут пришел черед и партизанам включиться в действие. Они скрутили Сяитова, без членовредительства сорвали с его пояса ножны с только что всех пугавшим холодным оружием и поволокли его в казарму. Я тоже поставил пустой пистолет на предохранитель, убрал его в кобуру и медленно побрел в канцелярию роты. И только там, на стуле, меня начало трясти мелкой дрожью.

За ночь я успел написать рапорт, в котором сухим канцелярским языком описал все вышеизложенное. Командир, придя, прочитал его, покачал головой и сказал: «Ну ты же сам все знаешь, хрен его комиссуешь. Придется до дембеля терпеть. Меньше года уже осталось. Будем теперь знать, что в наряды его патрульным ставить нельзя». У меня и теперь нет никакой обиды на командира. Не было у него действительно никакой возможности комиссовать придурка. Ну а к чему такое попустительство привело – в другой раз доскажу.

Дезертир (Продолжение)