Дыхание

Предупреждаю: я — патриот. Только пенициллин! Глас кармана моего взывает к сдержанности.

— Слышь, Батон… А если она узнает?

— Нет, вы только посмотрите на этого героя сексуальной революции! Ты должен грудью броситься на амбразуру, или чем другим, не менее отважным. Ты должен прийти к Ирочке и бесстрашно покаяться!

«Мадемуазель! Я обвенерил Вас от щедрости душевной! Поедемте-ка, душка, в номера! Кутить пенициллином».

— А почему ТЫ не хочешь к ней сходить? — иронично спросил Цыряк.

— Я — жертва обстоятельств. Я невиновен! Но если ты боишься, сходим совокупно. Кстати, ты точно уверен, что все было иначе? В смысле, не Ирочка тебя одарила?

Цыряк наморщил лоб. Вдруг его осенило.

— Точно! Я же в конце апреля анализы сдавал. Ну, когда в бассейн за каким-то хреном записывался.

Ничего не было.

— И случилась Ирочка, и бысть тьма, — кивнул Батон. — У меня тоже выскочила эта фигня. Не хотел тебя расстраивать. Я, между прочим, не кувыркался в апреле, как ты. Короче: наша совесть чиста. Надеюсь, ты у себя дома никого не облюбовал?

— Там облюбуешь… — хмыкнул Цыряк. — Папа упер на фазенду, пахать. Там как-то некого было.

Ффух-х… Чушь какая-то приснилась. Гроб. Типа, меня хоронят.

— Уж не задумался ли ты о пепелище? — воскликнул Батон.

— Ну уж хрен, — серьезно ответил Циряк. — Я Козерог. Я нахожусь под личным покровительством Сатурна, бога старости. Я всех переживу.

— Позвольте спросить у Вас, как у персоны, приближенной к особе Сатурна: не желаете ли покурить?

Они удалились на балкон и провели пять минут в углубленном сокращении жизни.

…Их возвращение в квартирное нутро нельзя назвать безмятежным. Едва переступив порог балкона, приятели обнаружили, что в квартире они не одиноки. Прямо на них смотрели две пары враждебных глаз. Рожи выдавали склонность к активным играм в закрытых помещениях.

— Покурили? — спросил один из них. — Теперь поехали.

* * *

Спутники молчали всю дорогу. Приятелям не показалось, что сейчас — лучшее время для бесед. Черный Ниссан пронесся по городу и застыл во дворе большого дома.

Пахло сеном.

Двое бритоголовых оставили пленников на первом этаже особняка и удалились. В комнате находился лишь стул и пепельница. Прошло несколько минут. Батон сплюнул и закурил. Циряк суетливо огляделся и вперил взгляд в окно. Затем осторожно толкнул раму и забросил ногу на подоконник. Вдруг судорожно зыркнул через плечо.

Занавески входной двери распахнулись. В проеме, словно на сцене, возник сухопарый мужик лет 35-ти, одетый в черную рубашку и белые джинсы. Всплеснув руками, он театрально воскликнул:

— Но где же добродетель того, кто уходит от противоречия и предает свой гений, не выстрадав его до конца? О русский бунт! Бессмысленный и беспонтовый!

Под взглядом сраженного иронией Батона Циряк сполз обратно на пол. Затрещали швы штанов.

— О нет, друзья мои! Не надо отступать, хоть порох мы испортили слезами, — продолжил Сухопарый. — Что смехотворная вам краткость бытия, да небеса в высокомерье идиотском? Оставьте, право. Предлагаю я свободу, но иного рода. Свободу бесконечную — от жизни.

Циряк насторожился. За спиной Сухопарого нарисовался мужичок, радостно скаливший зубы.

— Избавь их от выбора, Сережа, — мягко повелел Сухопарый. — Господа вышли из народа, как из земли трава. Выбор их утомляет.

Сделавшись серьезным, Сережа связал студентов обстоятельно и нежно, словно мать, пеленающая позднего ребенка. Как ни странно, друзья ощутили, что путы внесли спокойствие в их томящиеся мысли. Хозяин дома взглянул на них с чувством удовлетворения и заметил:

— Вот вы и стали землей: недвижимой и равнодушной.

Не надо рыпаться. Сокрушу.

— Ломать не строить, — усмехнулся Батон.

— Увы, — развел руками Сухопарый. — Я не твоя мама. Я как этот мир: умею только убивать. Я хочу донести до вас, что у меня есть миссия: сопровождать вас на пути к гибели. И не пренебрегать ничем, чтобы гибель ваша стала полезной. Это сказал один сюрреалист. Сюрреалисты, они все знали.

— Бред… — мрачно отозвался Цыряк.

— А я и не говорю логикой. Я говорю благородством.

И оседлав стул, приготовившись к долгой беседе, продолжил:

— Итак, обратимся к фактам. Мы посетили смиренное жилище по известному вам адресу, и застали вас. Вы люди умные, понимаете сами: вернуться с пустыми руками мы не могли.

— Мы ни при чем, если хозяин квартиры вам должен, — сказал Циряк. — Заберите все, я никому не скажу.

— Ну, это уже не суть важно, — улыбнулся Сухопарый.

— Я призываю вас принять самую простую сторону реальности. Это все равно как падающий самолет. Летит, парит в облаках, воплощенный прогресс и надежность, и вдруг — пшик! Мокрое место и рой мародеров. Разум человеческий, увы, слишком слаб. Он не может смириться с простым стечением обстоятельств. С отклонением, господа, простым отклонением. И потому он изобрел фатум. Ежели вы уважаете разум, стало быть, это судьба. Отнеситесь к этому философски… Но, кажется, я могу вас понять. Ба, какая прелесть. Я могу, и мне дозволено! Узри, душа: все-таки есть какой-то бог.

— И трепаться здесь вам тоже дозволено, коллега? — с иезуитской улыбкой поинтересовался Батон.