Дыхание Голгофы

Я попросил Ашота бросить меня на базу к Руслану, где теперь стоял мой «Жигуленок» и сел за руль. Мне было теперь совершенно наплевать на преследователей, благо таковых в зеркальце заднего вида я не обнаружил. Игры кончились. Публика ждала крови и она ее получила.

Я заехал в Свято-Троицкий храм и поставил к образам свечи за упокой и за здравие. Меньше всего мне сейчас хотелось встречаться с отцом Олесем – что я ему скажу в свое оправдание?.. Не уберег младенца. Нашу надежду, наше счастье…

Выходя из храма я обнаружил полное отсутствие нищих, а, кажется, они были, когда я заходил. У машины я взглянул на купола. Под синью небес и полуденным солнцем они сияли нарядно, но холодно. И я уловил  себя на том, что боль не притупилась, нет, она стала другой, с оттенком надежды.

Потом я заехал в общежитие, как мог ополоснулся едва теплой в душе водой и переоделся. Тут я вдруг уловил себя на мысли, что никуда не спешу. Я взглянул на массажный, накрытый покрывалом, стол, потом на фото Маришки с мячиком, а затем уж и на свадебный «портрет в интерьере». Но возникшей тоске не суждено было на этот раз дотянуться до сердца – затрещал телефон. А звонил отец.

- Что случилось, Гаврюша, сынок? По областному радио и телевидению прошла информация, что таких грязных выборов, как у вас в городе еще не было. И в какой-то связи, я краем уха уловил, упоминали и твое имя. Что случилось? Который день мы не можем до тебя дозвониться? А маме снятся очень плохие сны?!

- Успокойтесь, прошу вас. Все нормально. Не страшнее, чем в Афгане. Много шума из ничего. А в общаге я почти не бываю. Или у Анюты, или на новой квартире. А там нет телефона. Извините, родные мои, у меня такая запарка.

- Да мы всюду звонили, - перехватила трубку мама. – Что-то у вас там случилось. А Анечку такую плохую во сне видела. Будто волосы свои стригла. Как она там?

- Нормально, мам, – эти слова мне дались невероятным усилием. «Не сегодня, потом, когда-нибудь я скажу маме правду. Я еще сам не пришел в себя». – Не переживайте, еще раз говорю – страшнее Афгана ничего не будет. Ну, хворала малость Анюта, это да. А сейчас лучше. К весне, родители, мои дорогие, все болячки пройдут.

Кажется, я собрал всю свою волю в кулак для такого бодренького вранья. И заторопился распрощаться. «Господи, как я еще не сказал: «Вот родит», - с ужасом подумал я.