- Ничего не болит. Пустяки, - отвечаю я и чувствую необыкновенную легкость во всем теле, кажется, так легко мне не было никогда на этой чужой земле. - Ты как здесь оказалась?
- А вот так, - игриво стреляет глазками дочурка, как давным-давно на моих проводах в аэропорту.
Я подхватываю ее на руки.
- Отпусти, папка, уронишь. Я уже выросла.
Вдруг сзади раздается взрыв, потом другой. Я опускаю Маришку на землю, оборачиваюсь и вижу, как из моего УАЗа вываливается рядовой Мохов, а майор все еще рядом с водителем и лицо его искажено страшной гримасой. Он пытается открыть дверку. Тут ударяет еще один снаряд и у меня мелькает в мозгу: «Из ЭРЭСов шмаляют». «Таблетку» охватывает пламя, но Чудову наконец удается выскочить на землю. Он подхватывает валяющийся у дороги чемодан, в котором Пикуль, и вприпрыжку, мимо лежащего Мохова, несется к «Уралу». Труповоз стоит. И из под его колес стреляют. Маришка тянет меня за руку, кричит:
- Папка, не смотри туда, не надо!
Но я не могу оторвать взгляда от бойцов, стреляющих по «духам». «Это же мой водитель Степа и раненый ефрейтор Савушкин», - догадываюсь я. Следующий взрыв снаряда уже на броне БТРа. Тут подходит ко мне старик и говорит, почти приказывает:
- Ну посмотрел, и хватит. Пошли.
- Да, папочка, пошли с нами, - живо поддерживает этого «Рериха» дочь.
- Куда? - нервно спрашиваю я.
- Пока на бревнышке посидим. Устал, поди. Переждем. Скоро все утихнет, - отвечает старец и чему-то улыбается.
Мне хочется возразить и не могу. Я послушно двигаюсь за ними. Усаживаюсь на это самое бревнышко и меня терзает совесть: «Как же так, я здесь в безопасности с дочерью и мне легко, а они там тонут в кровище». А старец кладет мне руку на плечо и заглядывает в глаза:
- Хочешь к ним? Очень хочешь? - спрашивает. - Не пожалеешь?
- О чем вы? Там же раненые. Это мой долг. Им же больно.
- Дак жизнь — это боль, - роняет вдруг слезу человек с лицом Рериха. - Иди, если решил.
- Правда можно? - поднимаюсь я.
- Да, папочка, иди, а мы тебя подождем. Ты же вернешься? - подталкивает меня Маришка.
И тут вдруг резко и очень близко передо мной возникает лицо майора Чудова.
- Живой, боярин? - нагловато улыбается он.
- Еще не знаю, - едва ворочаю я языком.
- Живой, боярин, попугали нас духи. Вот и «таблетку» твою спалили.
- Кажется у меня с ногой проблемы, - тяну я руку к колену.
- Кажется. Лежи спокойно, - отчего-то весело соглашается майор. - Главное, голова цела.
И только тут я вижу над собой очень синее небо, какое только и бывает в этих краях, когда разгорится утро.