Дыхание. Книга вторая

То был обычный осенний день – я бы сказала, что он мало отличался от предыдущих осенних дней того года. Решив остаться на весь день дома, я расположилась у окна и взглядывала на проходивших мимо. Погрузившись в написание стихотворного плере, я попутно расшивала бисером свою пленону – вязевый рисунок показался мне наиболее подходящим для изображения возникавшего. Стремясь точно воплотить известный мне по переводам характер плере, я утончала каждую щемящую гласную носовым напевом, иначе плере превращалось в плерею. Совершенно неожиданно мне послышался голос младенца, взявшийся исполнять свою партию. Заслушавшись им, я напутала вышивки – его позыв не оставлял меня, и я, отложив в сторону текущее, прониклась им. Меня настолько захватило, что, отказавшись от трёх из своих узлов, я не подумала укрыться от проходивших взглядов – к голосу младенца добавился ещё один голосок, голос маленькой девчурки, прильнувшей к моему приоткрытому круглому окну и с удивлением разглядывавшей меня. Мне были слышны её неизвестные прежде слова – отвыкнув от своего детского языка, я успела разучиться улавливать его узнечики, и стыдилась признаваться в этом себе, как утончённой лингвинике. Я понимала, что моё самоначинание не останется нетронутым – лица мужчин, проходивших мимо, улавливали его лишь отчасти, в то время как женщины всецело погружались, повторяя со мной читотворное плере. Вскоре в мою комнату вошла юная девушка – поддерживая свой округлый живот, она поведала мне своё текущее, и оно влилось своею струёй в моё. Вместе мы принялись рисовать его, дабы усилить свою возникнувшую дельту, – ощупав её живот и руки, и многое из её телесного, и открыв ещё больше узлов, я, на праве старшей, оставила окно раскрытым, несмотря на чистую и трогательную просьбу, читавшуюся в её полусомкнутых губах. Играя глазами и слившись поцелуем передаваемого благословения, она, развязав ещё один из моих узлов, приотворила во мне дремавшее до поры пожелание материнства. Привыкшая к одиночеству плей, до этого дня я узнавала мужчин лишь телесно, проникаясь исходившим. Ныне же, оставив бывшие узлы, я на глазах у каждого ослабила былую граду, всецело отворив себя. Последовав за мной, уже на праве старшей, она напоила меня глотком воды, и ушла, неназванная, иже невозвратимая. Понимая сие как дар, я последовала её примеру, войдя в один из домов, навстречу обитавшей в нём. Мы поведали текущее, замкнув и глаза, и губы, – всепознавание захлестнуло меня волною, подобно случившемуся в раннем. Шагая от одного дома к другому, забыв былое и сдерживающее, и вспомнив себя наиранней, я входила в осенние дома и поила каждую своим лиством. Тот незабываемый день перевернул бывшее, что я воплотила в ночной плее, наедине с вошедшим. Дивный клинописный миф, поведанный им, пусть и знакомый мне доселе, был поэтически изображён нами на коже моего живота – после чего, исполнив шепчущее этере, я целиком раскрыла ему своё. Мы уподобились птицам.

Та ночь, перетёкшая в рассвет, изнова осветила меня, и, заснув подле окна, я слушала токование тетеревов, гулявших подле, и кормила их зёрнами риса. Подобный знак подчеркнул себя, и, проснувшись, я вновь увидела девочку, встреченную вчера. Она вошла ко мне, любопытная, и, согласно положенному, проговорила утреннее радостное поздравление, светясь от счастья. Я не смогла сдержать счастливый поцелуй, после чего принялась сразу учить её первым палерам, попутно приоткрыв Книгу Редких Замш, мою детскую звезду. Узнав в ней зарождавшуюся себя, я подарила ей многие из своих первых книг, посвящённых лингвинике и одуанию. Понимая меня как знаменитую волшебницу, она воодушевлённо приняла мой огонь и понесла его в руках, неся на голове книги. Я смеялась, вспоминая себя, – её безбрежные русые волосы, ещё не достигшие пояса, были уготованы уподобиться моим, уже коснувшимся колен. Мы пообещали вплести наши имена в имена наших детей. С тем и расстались.

После накрывший нас туман вновь возродил моё единение – ныне же, облачённая новой опорой, отминувшей минувшее, я проступила пятнами. Болезнь, сопровождающая туманы, коснулась меня – готовленная к ней, я спокойно смирилась с прошедшей неповторимостью, и принялась готовить себя. Выбрав именно девочку, раздумывая над её верным именем и сроком, я проводила дни недвижная, навещаемая моею Возникшей. Она приносила мне и трапезу, дивя меня своей превосходной кулинарностью, сама же я отворилась туманному, и оно завлекло меня. Пятна оставили меня через четыре дня, приизменив мой внешний облик и одарив множеством глубоких самопарений, описанных мною дельтой из девяти плиер. Вобрав их триедино по три, я, обессиленная, мучилась жаждою – как и положено, я дожидалась её прихода, чтобы разделить с нею воду, – к тому моменту я слабой рукой вписывала текущее, дабы поведать ей в ответ на её приветственное. Исполненная помощи, она стала мне опорою в эти дни, отблагодарив за первую оказанную мною. Мы сильно сдружились.