Дыхание снега и пепла

Если артериальный проток не закрывается, сердцебиению сопутствует постоянный непрекращающийся шум; особенно хорошо его слышно над ключицами и на шее.

В сотый раз за пару дней я прижимала ухо к стетоскопу, склонившись над грудью Аманды, вопреки всему надеясь, что шум исчезнет.

Но он не исчезал.

— Поверни головку, радость моя, вот так… — Я аккуратно отвернула ей голову и прижала стетоскоп к шее. Пухленькая шейка в складочках, не подберешься… Вот, хорошо! Шум усилился. Аманда шумно вздохнула, как будто хихикнула. Я повернула ее голову в другую сторону — звук стал тише.

— Черт! — Я отложила стетоскоп и взяла малышку на руки. Мы были вдвоем. Брианна ушла в мою комнату чуть-чуть поспать, остальные разошлись кто куда.

Я поднесла внучку к окну операционной и выглянула наружу. Весна в горах, чудесное утро. Под крышей снова гнездились корольки, и сверху доносился щебет — птицы летали туда-сюда, носили в клюве веточки и весело переговаривались.

— Птички, — шепнула я в маленькое ушко. — Птички шумят.

Мэнди в ответ лениво вздохнула и выпустила газы.

— Все правильно, — вопреки тревоге улыбнулась я. Щеки на славном личике чуть похудели за неделю.

Ничего страшного, если младенцы немного теряют вес, убеждала я себя.

При открытом артериальном протоке может не быть других симптомов, кроме постоянного шума. Если дело плохо и ребенку не хватает кислорода, появляются хрипы в легких, дыхание затрудняется и кожа принимает нездоровый оттенок — все силы организма уходят на обеспечение кислородом.

— Давай бабушка еще послушает. — Я уложила внучку на одеяльце, расстеленное на операционном столе. Малышка гулила, дергала ручонками и ножонками. Я снова приложила ей к груди стетоскоп. Передвинула к шейке, к плечу, к ключице.

— Господи, — шепнула я, — пусть все обойдется.

Вопреки молитве шум становился все слышнее.

Я подняла глаза. В дверях стояла Брианна.

* * *

— Я догадывалась. — Она обтерла попку Мэнди влажным полотенцем и перепеленала малышку. — Девочка не так грудь берет, как Джемми. Пососет чуть-чуть и засыпает. Через пару минут просыпается и опять.

Она села и предложила Мэнди грудь, словно в доказательство своих слов. Малышка явно проголодалась. Пока она сосала молоко, я развернула ее крошечный кулачок. У крошечных ногтей был синеватый оттенок.

— Что с ней? — спросила Брианна.

— Не знаю, — ответила я.

Брианну не устроил мой уклончивый ответ.

— Иногда симптомов нет, иногда они слабо выражены, — добавила я. — Не исключено, что все образуется, только вот расти Мэнди будет медленно из-за сложностей с кормлением. Или… Или может развиться сердечная недостаточность. Или легочная гипертензия — это когда в легких слишком высокое кровяное давление…

— Я знаю, что это, — выдавила из себя Брианна. — Что еще?

— Или инфекционный эндокардит. А может, и обойдется.

— Она умрет? — С виду дочь была спокойна, но я‑то видела, как она прижала малышку к груди. Я не могла ей солгать.

— Возможно, — страшное слово повисло в воздухе. — Наверняка ничего неизвестно…

— Возможно… — повторила Брианна. Я кивнула и отвернулась, не в силах выдержать ее взгляд. Без оборудования для эхокардиограммы судить о масштабах проблемы очень сложно. У меня в распоряжении были только глаза и уши.

— Ты можешь ее вылечить? — Голос Брианны дрожал. Она склонилась над Амандой. Слезы одна за другой капали на темные завитки на детской макушке.

— Нет, — прошептала я, обнимая обеих. — Не могу.

* * *

— Значит, выхода нет, нужно идти обратно, — сказал Роджер с ледяным спокойствием. Он прекрасно понимал, что спокойствие напускное, первая реакция на горе.

Брианна молча подняла на мужа глаза. Малышка, завернутая в шерстяное одеяло, сопела у нее на руках.

Клэр все ему растолковала, терпеливо повторила несколько раз. И все же он не мог поверить. Глядя, как синеют у Аманды ноготки, когда она берет грудь, Роджер чувствовал, как сердце разрывается на части.

Клэр объяснила, что нужна простая операция в современной больнице.

— А ты не сможешь? — Он кивнул на операционную. — Под эфиром?

Клэр безнадежно покачала головой.

— Нет. Я могу сделать только что-то очень простое — аппендицит удалить, грыжу, миндалины. И то рискованно. А тут операция сложная, и Мэнди такая крошка… Нет, никак. Если хотите, чтобы ребенок выжил, нужно перенести ее в то время.

Мы принялись строить немыслимые планы. Порой нужно принимать непростые решения. Одно несомненно — Аманде предстоит пройти через камень. Если она выдержит.

* * *

Джейми Фрэзер взял рубиновое кольцо, доставшееся ему от отца, и поднес к личику внучки. Аманда засмотрелась на камень, даже язычок высунула. Джейми улыбнулся, несмотря на тяжесть, лежавшую на сердце, и опустил руку, дал ухватиться.

— Ей нравится, — сообщил он, ловко отнимая у внучки кольцо, прежде чем она сунет его в рот. — Давай на другую штуку посмотрим.

Он имел в виду амулет Клэр — кожаный мешочек, который много лет назад подарила ей старая индейская знахарка. Он был расшит какой-то ерундой — травами, думал Джейми, перьями, может, даже косточками летучей мыши. А внутри хранился настоящий неограненный сапфир.