Дым и Дух

Его новый страж-сопровождающий снял с пояса связку ключей и открыл следующую дверь. И снова коридоры, неусыпно охраняемые двери, повороты, зигзаги и (быть такого не может!) снова дверь, но на сей раз последняя. Страж, сжимая в руке документы Рона, остановился перед ней и постучал.

Рон обладал безошибочным чувством направления, но даже он потерялся в этом хитросплетении тоннелей и засомневался, сможет ли найти дорогу назад без посторонней помощи. Страшно представить, в какой запутанный лабиринт превращались эти коридоры там, внизу, где владычествовала тьма.

– Кто? – послышался голос.

Страж приотворил дверь и зачитал, глядя в документы:

– К вам Рон Комф. В порядке посещения. Сын Адалии Комф, заключенной под номером 084467, тридцать шесть часов назад арестованной за кражу в особо крупных размерах.

Спина Рона взмокла от пота. «Она ничего не крала!»

Как же ему хотелось завопить благим матом, заорать от возмущения, признаться во всем.

Но он промолчал.

– Пусть войдет, – донесся голос, страж растворил дверь и жестом пригласил Рона войти.

В комнате за необъятным столом сидела… женщина. Рон вздрогнул от изумления, но быстро взял себя в руки.

– Присаживайтесь, мистер Комф.

Ни кивком головы, ни жестом не поощрила она его присесть на единственный, стоящий напротив нее стул. Но Рон уселся на него, упер кулаки в бедра и изучающе уставился на Смотрителя. Женщине перевалило далеко за сорок, и она была так же грузна, как и служитель. Кожа ее – видимо, от сидения день-деньской в этой зловещей комнатенке – поражала восковой бледностью. Черные волосы, открывая молочно-белый лоб, были зачесаны назад и стянуты в тугой узел. Чуть-чуть косящие глаза и широкий лягушачий рот придавали ей скорбный печальный вид. Голос ее был тих и бесцветен.

Как и у Рона.

– Я уверен, что моя мать пострадала безвинно. Ее обвинитель, Эрнст Ренад…

– Да-да, он мне известен. – Смотритель кинула безучастный взгляд на гроссбух у себя на столе.

На правом виске Рона забилась жилка.

– Вы соседи или он финансирует эту вашу организацию? – ядовито поинтересовался Рон, тщетно силясь притушить язвительность мягким упреком.

Смотритель поглядела на Рона, и уголки ее рта изогнулись в усмешке. Неужели он сказал что-то смешное?

– Финансирует, – сказала она. – И заверяю вас, мистер Комф, мы не даем в обиду тех, кто жертвует на нас свои средства. Итак, какова цель вашего визита? Вы осознаете, что после нашей встречи вам не позволят увидеться с матерью? – Смотритель откинулась на спинку стула. – Полагаю, осознаете. Вы производите впечатление человека, который знает свои права.

Рон нахмурился.

– Я надеюсь перещеголять Ренада в щедрости. – Рон вытащил из кармана пачку банкнот и водрузил ее на стол. – Я надеюсь убедить вас действительно следовать букве закона.

Смотритель покосилась на стопку денег и покатилась со смеху. Покатилась со смеху!

– Ах, мой бедный ягненочек, ты не с теми связался. С волками жить – по-волчьи выть. – Она вытянула руку с длинными ногтями и подтолкнула пачку обратно к нему. – Удесятери ее, и тогда, возможно, я склоню слух к твоим стенаниям. И, само собой разумеется, ты исчерпал свое право на посещение, верно?

Рона обуяло бешенство. Стукнув ладонью по пачке денег, он наклонился вперед.

– Верно. Я знаю свои права. Я изучил Конституцию вдоль и поперек. Слово в слово я могу процитировать статьи законов, которые вы нарушили. И если вы полагаете, что я не…

Смотритель рассмеялась, и он тотчас заткнулся. Смех ее – циничный, визгливый, словно верещание кошки, которую тянули за хвост, – эхом метался между стенами.

Рон, стиснув в ладони деньги, мял их и комкал.

Смотритель оборвала смех, отдышалась.

– О, я «полагаю». Полагаю, да еще как, – усмехнулась она. – Голубчик, ты не представляешь, сколько милых молодых людей – чистых и образованных, сродни тебе, – грозили, что заставят «Герех» склониться перед их волей. Неужели ты думаешь, «алых» волнует, что происходит в этих стенах? В наших камерах яблоку негде упасть: «алые» набивают их под завязку, чтобы для них самих не осталось там места. Неужели ты думаешь, триумвират печется, кто сделал то или это и к чему это все привело? Еще чего не хватало. Это я, я вожусь с подонками и отребьем, чтобы не усложнять жизнь триумвирату. Чтобы они тихо-мирно управляли этой страной и спокойно почивали на лаврах.

Положив скрещенные руки на стол, она вытянулась, перегнувшись к нему.

– Насколько им известно, ни тебя, ни твоей драгоценной матушки, да вообще никого из арестантов и членов их семей, не существует. Вы, каждый из вас, хуже тараканов; неужели до тебя еще не дошло? Они раздавят вас, не моргнув глазом.

А вот мне на вас не наплевать. Вы мне по сердцу, особенно такие жирненькие таракашки, как Эрнст Ренад, такие, кто тешит свое самолюбие, бросая деньги направо и налево. Причем такие деньги, которые твои куриные мозги и вообразить не в состоянии. В общем, – она ухмыльнулась, – приходи, когда разбогатеешь.