Дым и Дух

– Нумен! Тут Кайзен! Бежим!

Она тащила его за собой. Возможно, им удастся спрятаться в одном из этих домов. Возможно, Кайзен их еще не заметил. Возможно… Сэндис охватило дурное предчувствие. Ошалелые мысли в голове метались и путались.

Рон уперся.

– Рон! Они здесь! – глухо шипела Сэндис, непонимающе глядя на Рона и дергая его за рукав.

Наконец-то он посмотрел на нее, и на миг ее тревоги рассеялись, словно дым. Рон помолодел. Теперь он выглядел как мальчишка. Вытянутое лицо. Распахнутые черные глаза, затуманенные печалью. «Но отчего, отчего он такой грустный?»

Рон уткнулся взглядом в мостовую.

– Ай какой молодец наш посыльный, да, Дранг?

Сэндис окаменела, словно пронзенная молнией. Резко обернулась и чуть не упала, оступившись. Позади них с Роном, отрезая им путь к отступлению, возвышался Дранг, похожий на волка нумен, но Сэндис смотрела не на него: она во все глаза глядела на Кайзена в роскошном черном плаще и высоких сапогах. На его шляпе мерцала серебряная пряжка.

Сэндис и не подозревала, что пятится, пока спиной не коснулась груди Рона. Щелкнули затворы. Сэндис оглянулась: клевреты Туза-колоды, вооруженные до зубов, преградили им улицу с другой стороны. Их было много – не меньше дюжины.

Взгляд Сэндис отчаянно заметался в поисках окон, дверей, водосточный труб. Ничего. Они в западне.

Амаринт! Вот их спасение!

– Рон, – захрипела она.

– Уговор есть уговор, – глухо откликнулся Рон и поднял вверх руки, сдаваясь.

Словно раскаленная игла пронзила грудь Сэндис.

Кайзен любовно потрепал Дранга, стоящее на задних ногах чудище, полульва-полуволка с узловатыми, когтистыми, как у Изепии, лапами, и шагнул вперед, излучая уверенность и самодовольство. Сердце Сэндис забилось, как сумасшедшее, ноги подогнулись. Ей казалось, еще чуть-чуть, и она упадет в обморок прямо под ноги бандитов-молодчиков.

Рон, однако, не двигался с места.

– Дал слово – держи, – усмехнулся Кайзен, пошарил под плащом, достал пачку бумаг и распухший толстый конверт и протянул Рону.

Сэндис опешила. Рон, бледный, как статуя, вскинул глаза на Кайзена, чье лицо скрывали поля шляпы, и забрал подачки жреца.

– Рон? – качнувшись, как от сильнейшего удара, глухо простонала Сэндис.

Горло ее перехватило. Рон не бросился на них в рукопашную. Не выхватил амаринт. Не побежал.

Он и внимания не обратил на ее слова о Дранге!

Сэндис споткнулась на ровном месте. Колени подогнулись, и она еле-еле удержалась на ногах.

Да что за дьявольщина тут происходит? Что с Роном? Он ведь ее защитник. Ее друг. Он ведь ее… все.

Но тут в конверте, который Рон спешно запихивал в карман, она заметила денежные купюры, и ей наконец-то открылась страшная истина. Ее словно громом поразило.

Его работа – это она, Сэндис…

Слезы полились из ее глаз, ожгли щеки. Неужели он спасал ее и прятал, уносил вместе с ней ноги лишь для того, чтобы подороже продать?

«Сколько же в том конверте?»

– Рон? – жалобно взмолилась она, но он даже не повернулся.

Нет. Он обошел Кайзена и направился к Дрангу. Кайзен взмахнул рукой, успокаивая нумена.

Рон ее бросил.

Рон ее бросил.

Рон ее бросил с ними. Бандиты всей толпой двинулись на нее.

– Нет! – закричала Сэндис и кинулась прочь, прямо к Дрангу.

Дранг зарычал. Сэндис рухнула на колени, сжала голову.

– Взять ее! – взревел Кайзен, и тотчас головорезы навалились на нее, схватили за руки.

Она вопила, лягалась, царапалась, извивалась, стараясь высвободиться, но их было слишком много. Они были слишком сильны. Кто-то кулаком заехал ей по макушке, кто-то надавил коленом на спину, чуть не сломав крестец.

– Нет! – выла она. – Нет! Рон!

Что-то впилось ей в локтевой сгиб. Как все это знакомо! В глазах мутилось, но она заметила Кайзена с иглой и шприцем, заметила текущую в цилиндре кровь.

«Ирет! Ирет! На помощь! Целестиал!»

– Рон!

Кайзен обхватил ладонями ее затылок.

Сэндис завизжала.

21

Всякий раз, когда Рон слышал призывную мольбу Сэндис, внутри него что-то обрывалось. Обрывалось, ломалось, крошилось, превращалось в прах и серым пеплом осыпалось в зияющую пустоту, заполонившую душу. Объявшая его тоска, мертвящая и подлая, напоминала горечь утраты, боль, которую он, тринадцатилетний мальчишка, испытал в Лилейной башне, когда отец впервые изгнал его оттуда.

Каждый ее крик прожигал насквозь, разрывал сердце в клочья.

Он обещал себе, что уберется сразу же по завершении сделки. Удерет со всех ног и ни разу не оглянется. Он клялся себе в этом вновь и вновь, вновь и вновь, но… Узы, связавшие их с Сэндис, оказались слишком сильны. А еще – он никогда не слышал, чтобы человеческое существо так отчаянно, так горестно стенало.

Он развернулся. Пошел назад.

Орава одетых в черное мужчин, только что суетящихся возле Сэндис, вдруг дрогнула и бросилась врассыпную, как кучка тараканов, ослепленных светом керосиновой лампы.

Рон застыл, пораженный.