Дым и железо

– Мне плевать, – сказал Санти. – Мне плевать, если тебя распирает от чувства вины. Мне плевать, если это была опрометчивая идея Дарио, как я подозреваю. Мне плевать, что ты привел его обратно ко мне, потому мы оба знаем, что Вульф мог там умереть в одиночестве, и за это я тебя никогда не прощу, Джесс. Мне хочется выпроводить его подальше отсюда и никогда не позволять возвращаться. Единственная причина, по которой я этого не делаю, заключается в том, что знаю, что он не уйдет.

– Сэр, – попытался опять Джесс. – Это моя вина. Я знаю это. Мне следовало ему рассказать, как и вам, прежде чем реализовывать задуманное.

– Если бы вы мне все рассказали, stronzo [18], я бы стукнул вас головами друг об друга так сильно, что вы бы придумали план получше.

– Знаю. Я не рассказал вам потому, что знал, что вы нас остановите. И я знал, что Вульф бы согласился, но рассказал бы все вам. Исход был бы тот же. Это было непросто, капитан. Но ответственность за это на мне, и я постараюсь вновь заработать ваше доверие.

– Тебе повезло, что я не на двадцать лет моложе, – сказал Санти. – Я бы тебя убил. – Он вздохнул и растерянно потер лоб. – Но ты всего лишь мальчишка и совершаешь ошибки, да и мне самому следовало догадаться. Прости, что сделал тебе больно, Джесс.

– Вы хотели, чтобы я ударил в ответ.

Взгляд Санти намекал на то, что это правда.

– Ты не ударил.

– Потому что я знаю, вы бы убили меня в любой схватке, капитан. Я могу вас обогнать. Но не могу одолеть.

Он наблюдал, как капитан сделал глубокий вдох, задержал дыхание, а потом резко выдохнул.

– Пообещай мне, что больше не станешь подвергать Кристофера подобной опасности. Никогда. Ни за что.

Джесс кивнул.

– Клянусь, что сделаю все, что в моих силах.

– Я что, такой ребенок, что за меня мою судьбу должны решать друг и студент?

Этот резкий голос вынудил их обоих замереть. Санти обернулся, а Джесс устремил взгляд за спину Санти, увидев в дверях профессора Вульфа со скрещенными на груди руками. Он выглядел утомленным, но чистым; цвет его лица по-прежнему был слишком бледным, но взгляд горел, а негодование в глазах было всем слишком уж знакомым.

Санти вздрогнул.

– Крис…

– О нет, ради всего святого, конечно, задуши юношу до смерти за то, что я бы на его месте поступил точно так же. И да, разумеется, решайте мою судьбу. Заверните меня в хлопковое одеяльце, как хрупкую бутылку с греческим огнем. Ник. Я здесь. Я стою. Я в рассудке. Не думай, что я не могу или не стану думать за себя. – Голос Вульфа смягчился, приобретая мягкие нотки. – Я знаю, что ты винишь его, потому что сам не смог предвидеть случившегося. Не надо. Они и меня перехитрили. Перехитрили так хорошо, что я предал его сегодня утром и чуть не погубил и его, и его брата. Из-за своих проблем я виновен в жестокой смерти юной особы, которая не сделала абсолютно ничего, чтобы это заслужить, так что, если злишься на него… можешь тогда злиться и на меня.

Санти подошел к нему и обнял, потому что он – как и Джесс – услышал, как голос мужчины дрогнул. И Вульф выдохнул с неподдельной благодарностью.

– Прости, – прошептал Санти. – Мне не следовало срываться на Джесса. Но при виде тебя в таком состоянии… мое сердце разрывается на части. Ты же знаешь.

– Знаю, – сказал Вульф. – Но я восстанавливаюсь. Сломанные кости, срастаясь, становятся в два раза сильнее, помнишь?

Санти рассмеялся. Смех у него вышел неуверенный и почти что отчаянный.

– Я помню. Я все помню. В этом-то и заключается проклятие, не так ли?

– И этом заключается красота, – ответил Вульф. – Пошли. Дай Джессу отдохнуть. Полагаю, он так же вымотался, как и я.

Санти обменялся с Джессом взглядом, и Джесс кивнул. Санти не шутил о том, что сказал: он не простит Джесса за предательство. И Джессу придется вновь заслужить всякое доверие. Сложно было понять все это по одному взгляду, однако все было предельно ясно. Остальные, может, Джесса и простили, однако для Санти это будет долгий путь.

И здесь все честно.

Джесс снова закрыл дверь, снял одежду и шагнул в роскошный душ испанского посольства. Он стоял под душем очень долго, пока горячая вода не начала заканчиваться, а кожа не сморщилась от влаги; ему не хотелось отпускать ощущение безопасности, а как только Джесс выключил воду, вытерся и снова надел солдатскую униформу, которую ему предоставили, то снова ощутил напряжение. Альваро Сантьяго, как все, Джесс знал, понимали, был их союзником, но не другом.

В Александрии друзей у них нет. Теперь нет.

Спустившись вниз, Джесс обнаружил, что почти все уже собрались в маленькой библиотеке; она была богато украшена, а стул, на который Джесс со вздохом опустился, показался ему самым уютным в мире. Все его ноющее тело мечтало о сне, но пока что хватит и комфорта.

Когда Джесс сел, все остальные перестали разговаривать и уставились на него.

– Что? – спросил он.

Дарио покачал головой.

– Я все еще под впечатлением от того, что ты жив, – сказал он. – Ты невероятно хороший врун, Джесс. Лучше, чем я даже думал, если ты прожил так долго. Я считаю, это твое лучшее качество.