«Маленькой мой, как же я хочу, чтобы ты родился, чтобы ты рос здоровенький, ангелочек мой».
- Вот у меня был случай, - продолжает толстая, - врачи месяц давали, говорили всё, не вытянешь. Ну как видишь я живая, я после ещё троих детей родить успела и в тюрьму попасть. Так что всё у тебя будет в порядке. И ребёночка ты родишь, и сама будешь здоровенькой. А сейчас спи, спи давай.
- Спасибо, - мурлычу я в ответ и возвращаюсь на свою шконку. Мне уже больно перемешаться, суставы ноют и в боку покалывает. Я воспоминаю, что для того чтобы не вырвать, нужно массировать безымянный палец левой руки, так легче рвоту предотвратить. Так и лежу, палец массирую, аж до самого утра. И только на рассвете засыпаю. Хотя камера в это время уже просыпается. Но мне вовсе не мешает шум и люди, которые ходят вокруг меня. И запахи, которые обволакивают меня со всех сторон. Я не спала всю ночь и мне надо как следует выспаться, хоть пару часиков.
Меня будят, когда разносят баланду, а я смотреть не могу на эту жуткую жиду, мало того что она пересолена, так ещё и острая. Чего они туда добавляют?
- Ешь, тебе надо есть, - подбадривает меня толстая. И я, закрыв нос руками, пытаюсь запихнуть в себя как можно больше этого клейстера. Господи, какая блевотина.
Единственное хорошее, что здесь есть – это каждодневный поход в душ. Нас строят рядами и выводят. А там, на месте заставляюсь раздеться. Я довольно стеснительная девушка, вернее я была такой в прошлой жизни. Но здесь стесняться нечего, когда целый день потеешь в этой камарилье, так хочется просто снять с себя этот компресс из пота и тряпок, смыть остатки грязи и надеть что-то относительно свежее. Это уже счастье, а большего мне и не надо.
На четвёртый день у меня встреча с адвокатом. Хотя назвать адвокатом этого едва говорящего на английском подростка я бы не отважилась. При слове адвокат, у меня обычно перед глазами высокий стройный парень в костюме с кейсом. Вот кажется мне, что в руке у него должен быть дипломат. Он (этот парень) всё знает наперёд, всё понимает в местном законодательстве, и на каждое моё слово выдаёт мне юридическое обоснование. Но сейчас передо мной какой-то прыщавый подросток, который всё время чешется и со скучающим видом смотрит в окно.
А в конце нашей встречи он что-то пролепетал на английском, на котором разговаривает даже хуже меня и убежал. Ничего не сказал, ни о чём толком не спрашивал, ничего не подсказывал. Так, чисто формальная встреча.
- А чего ты хотела, - объяснила мне худая сокамерница. – Он же на зарплате ему просто необходимо провести определённое число таких встреч, чтобы его с финансирования не сняли и всё. Защищать тебя на суде он не собирается, да и не возможно это. Не в этой стране.
- Кстати, ты ещё надеешься, что тебя твой богатенький Буратино отсюда вытащит, - подкатывает к нам полная. Каждый раз жалею, что растрындела им про Дениса. Думаю, что когда он меня бросит они будут тайно радоваться. Просто тогда я стану как все, обычной зэчкой без будущего. А так у меня типа богатенький покровитель есть, всё время мне засылает сюда разное. Вот только адвоката нормального прислать не смог. Кстати, а почему – непонятно вообще.
Единственная польза от визита адвоката – передачка. Он притарабанил с собой огромную клетчатую сумку всякого барахла: шмотки, хавчик, чай, сигареты. Реально смешно. Денис же знает, что я не курю, хотя как тюремная валюта сигареты сойдут. И чай, зачем чай, на зоне давно не чифирят. Хотя толстая зэчка предусмотрительно отобрала у меня пару пачек чая и заныкала под матрас. Ещё сказала что-то в духе:
- Чифирнём подруга.
А ответе получила от худой:
- Ты что дура, она же беременная, без неё чифирить будем.
Так я больше и не видела своего чая, как и другого хавчика. Я же по наивности на всё это набросилась сразу. Бутрик себе сделала, со слабеньким чайком, с маслицем и с хлебушком. А потом полчаса просидела над парашей, опять блевала.
========== Глава 40 ==========
- Эй, подруга, тебе надо нормальной еды достать, тебе эта не подходит, – сообщила она и притарабанила мне «нормальной» еды. Это оказался какой-то пресный рис, отварное мясо и картофель. Ненавижу этот вкус без соли и специй, но зато меня больше не рвало.
Как бы ни было, но я по чуть стала обживаться в этой тюрячке, даже какой-то прикол в этой жизни нашла. Здесь конечно хреново, но жить можно, тем более врачи меня обнадёжили и все в один голос твердят, что плод развивается нормально, что ему всего хватает. И что скоро меня переведут в другую камеру. А мне и не хочется в другую, что если там никто не говорит по-русски. А на местном я так и не научилась балакать.
- А ты своему уже сказала? – однажды спросила меня худая.
- Что сказала? - делаю вид, что не поняла, хотя я всё понимаю с полуслова, я же не дурочка, чтобы не понимать.
- Что он тебя обрюхатил, - и как можно слово «беременна» так исказить, это же прекрасное состояние. Но нет, обрюхатил. Вот всё до чего дотянутся поганые языки этих зэчек превращается в мерзкую зловонную жижу.
- Нет, - без задней мысли отвечаю я.