Дым сигарет с ментолом (СИ)

- Ты что, дура, скажи ему! – толкает меня худая локтем. – Он же больше тебе внимания уделять станет, передачи таскать чаще.

- Или бросит, - пожимаю плечами я. – Он не хочет детей.

- Правильно, что не говоришь, - подключается к разговору полная. – Чем позже скажешь, тем лучше. По крайней мере, он не сможет настаивать на аборте.

- А если он попытается тебя бросить – то будешь шантажировать его ребёнком.

- Да мне всё равно, бросит он меня или нет, главное для меня он уже сделал, - нежно глажу себя по уже слегка выпирающему животику.

- А-ха-ха-ха, ха-ха-ха, - смеются в один голос зэчки. – Вот это ты наивная.

- Всегда оставайся такой, - хлопает меня по плечу полная. – Повеселила девчонок, не скрою.

Лязгает засов и в камеру заглядывает охранник.

- Юлия Саваш, - на удивление чётко произносит он.

- Я, - отвечаю. Слово «я» удивительно международное, все кругом понимают, что оно означает.

Он что-то бормочет на своём и открывает дверь.

- С вещами на выход, - переводит мне худая зэчка.

- Прощай Юлечка, удачной отсидки, - лезет ко мне обниматься полная.

- И вам… и вам, - прощаюсь я с ними, а на глазах у меня прям слёзы, такие они мне родные стали, такие близкие. Вроде как провела с ним какую-то неделю, может чуточку больше. Я одно время начала дни считать, но потом забросила, поняла, что только нагоняю тоски этими бессмысленными подсчётами.

Встаю и выхожу. Из вещей успеваю собрать только личные, половину передачек, что мне отправлял Денис, оставляю девчонкам, им они нужнее. Тем более они мне так помогали, поддержали в первые дни, они заслужили. Там всего пара пачек чая и сахар, а что ещё я уже не помню, прокладки какие-то. Мне-то зачем прокладки, если я беременна. Господи только бы с ребёночком всё было в порядке.

- Вас переводят в другую тюрьму, - говорит конвоир на ломанном русском. И как он тут русский выучил, или же он только пару фраз знает? - Лицом к стене. – Ан, нет, не пару.

Становлюсь лицом к стене, пока он закрывает камеру. А после конвой ведёт меня по коридору. К окошку в камере прижимается полная зэчка и кричит мне вдогонку:

- Всё у тебя будет хорошо, Юленька, главное не нервничай, и всё будет хорошо, - и другие камеры шумят. Но я их не понимаю, они говорят на каком-то жутком диалекте хинди.

Меня выводят во двор и сажают в небольшой микроавтобус с бронированными стёклами и дверью, укреплённой стальной пластиной. Прямо напротив меня сидит огромный, в три раза больше меня охранник с укороченным АК наперевес. Они здесь не стесняясь демонстрируют оружие, готовые чуть-что за него схватиться. За рулём сидит водитель, а рядом мой конвоир, который кое-как понимает русский.

- Вас переведут в открытую тюрьму, там содержатся наркоторговцы… - дальше его объяснений я не слышу. А что ещё могу расслышать – того не понимаю, лучше бы он говорил на английском, ей Богу.

Микроавтобус срывается с места и выезжает за автоматические ворота тюрьмы. Мы долго едем по ухабистой пыльной дороге, и через маленькое решётчатое окошко я хоть как-то могу видеть «свободу». Почему-то мне вспоминается день, когда меня увезли по скорой, я так сильно тогда волновалась (и как оказалось не беспочвенно). Помню, что рядом был доктор, который всю дорогу копался в своём блокноте, пока я безуспешно пыталась добиться от него пояснений: куда меня везут и что со мной будет. Но он тогда так и не ответил. А дальше была чистка и больница с капельницей. Помню, что к моим венам прикоснуться нельзя было, так они раздулись. Мне даже диагноз тогда поставили – какая-то болезнь вен, из-за злоупотребления капельнице. Но иначе было нельзя.

А сейчас меня везут в сопровождении автоматчика в какую-то местную тюрьму, и никто из сопровождающих по большому счёту меня не понимает. А что если мне станет плохо, кто поможет? Скорее всего, этот схватится за автомат и всю оставшуюся дорогу мне придётся молча терпеть, чтобы не его провоцировать. Интересно они хотя бы знают, что мне нельзя волноваться, потому что я беременна? Или ми тут пофиг на это, рождаемость такая, что потеря ребёнка скорее благо, чем трагедия. Но не для меня. И думаю не для любой нормальной женщины.

Машина остановилась на переходе, как мне кажется, ведь только что я видела красный свет. Но что-то она подозрительно долго стоит на месте. И тут меня одолевает жуткое предчувствие, я вся прямо сжимаюсь от этого. А через мгновение что-то огромное, возможно грузовик, таранит нас в бок. Меня бросает об стенку как щепку, я едва остаюсь в сознании. Слышится дикий визг тормозов и гудок заклинившего клаксона. От удара у меня перед глазами всё плывёт, а ещё боль обостряется внизу живота. Мне кажется, я сейчас рожу или истеку кровью.

Несколько секунд мой конвоир не шевелится, а после я отчётливо слышу выстрел, и он замирает навсегда. Я разуваю глаза и вижу, как прямо надо мной открывается дверь и кто-то протягивает мне руку.

- Хватайся, - произносит он, на чисто русском и я рефлекторно подчиняюсь ему. Он вытягивает меня одной рукой из машины, и тянете за собой. А за моей спиной разбитый, горящий микроавтобус, где трое людей истекают кровью.