Мало-помалу он выветрил хмель из головы и оставался трезв до первой встречи с инспектором по УДО в здании в центре города на Джефферсон-стрит, поскольку одним из условий его досрочного освобождения было воздержание от алкоголя. Однако никто ничего не проверял, и вскоре он вернулся к старым привычкам, беря себя в руки лишь по вторникам для еженедельной очной ставки с человеком, который мог отправить его обратно за решётку, всего один раз набрав нужный телефонный номер. Его инспектор, Сэм Уэбб, солидный молодой владелец ранчо с налётом городского шика, окрестил Хьюстона «асфальтовым ковбоем» и устроил его стажёром. Через два месяца после освобождения Хьюстон явился на встречу, дыша перегаром, но Уэбб только усмехнулся нарушенному обету.
– Можно было бы отправить тебя отдохнуть в камере на выходные, – сказал он, – но тебя же просто вышвырнут обратно. Им там во Флоренсе куда больших подонков девать некуда.
Хьюстон закончил обучение и начал получать полную зарплату. Он устроился водителем вилочного погрузчика на склад пиломатериалов – якобы крупнейшее предприятие такого рода на всём Юго-Западе, не считая Калифорнии. Целыми днями перемещал он из массивных кузовов под массивные навесы тонны и тонны тошнотворно пахнущих свежепиленых досок, укладывал их прямоугольными штабелями, а потом постепенно разбирал. Другие вводили древесину в эксплуатацию. Он лишь безучастно смотрел, как это происходит. С трудом влившись в коллектив, хотя при этом обильно и регулярно заливая за воротник, избегая неприятностей, ведя жизнь почти отшельническую, странным образом не желая снова становиться самим собой, Билл проработал на лесном складе до самой весны, пока из-за всё более долгих отлучек не сделался практически бесполезен и не был выставлен за порог.
Задание имело смысл, но лишь до той поры, пока не было выполнено. Они ничего не нашли. Искали безопасное место, чтобы там переночевать. В лагере спецназа дали им от ворот поворот. По всей видимости, само наличие спецназовцев в зоне боевых действий очистило территорию от врага, но сообщить об их присутствии никто не удосужился. Руководствуясь устаревшими разведданными, шестеро «дальнюков» закинулись дозой стимуляторов и побрели в путь, тогда как им следовало бы мирно спать в Нячанге. В итоге задание не имело смысла.
То, что случилось дальше, походило скорее не на засаду, а на вероломное заказное убийство. Последние полкилометра колонну возглавлял Джеймс. Ночь была беззвёздной, но тьма была мудра и сама подсказывала ему дорогу. Он следовал её указаниям. Ещё через несколько сотен шагов тьма должна была расступиться, и они достигли бы места, о котором знали, что там можно передохнуть, дождаться рассвета и даже, возможно, попросить, чтобы их оттуда вытащили.
Из-за спины вдруг донеслись три коротких автоматных очереди. Джеймс упал и пополз обратно тем же путём, которым шёл, но через несколько ярдов остановился, потому что именно здесь линия его жизни резко вильнула влево. На него посыпались листья – остальные открыли ответный огонь. По тропе затопали ноги. В гущу деревьев влетела граната, и он вжался лицом в землю. Прогремел взрыв. Он скатился налево, в кусты, следуя за линией жизни, и поискал глазами вспышки на другой стороне тропы. Ничего. Стрельба прекратилась. Стихло чириканье насекомых. Повсюду воцарился мир и покой. Воздух обрёл звенящую глубину. Вся херня была до последней крупицы предана огню.
Так он и крался по-пластунски сквозь бодряще-колючий кустарник, пока не услышал, что по тропе ползёт кто-то из своих, и щёлкнул языком. Услышал стон. Почуял запах дерьма. Стоны переросли в песню, но не навлекли на себя вражеского огня.
– У нас раненый! У нас раненый!
– На тропе! На тропе!
Это был голос Чухана. Джеймс услышал топот ботинок, произвёл три прикрывающих очереди и остановился. Над раненым на корточках сидел мужчина.
– Хватай его за лодыжку! И ходу!
– Ну его нах! Нас же не прикрывает никто!
По тропинке, словно по аллее городского парка, прогулочным шагом приблизился Хохмач.
– Ну всё, отбегался. – Он встал на обочине тропы с автоматом наготове. – Одним засранцем на этом свете меньше, всего-то и делов.
– Херня.
– Я видел каждую вспышку. Ни разу взгляда не опустил.
Чухан сказал раненому:
– Посмотри сюда, посмотри на меня!
– Ничего не вижу, только херню какую-то собачью…
– Бейкерс!
– Кто это?
– Да Чухан это! Я это! Не закрывай глаза!
– Бля, чувак, я уже где-то там… Где-то на том свете…
– Да здесь ты! Ты в порядке!
– Я этого не чувствую… Херня это всё собачья…
– Ты здесь!
– Я не чувствую связи с миром, чувак…
– Кто бросил гранату?
– Я, – сказал Хохмач. – Этот мудак трижды на спуск нажал, а потом укаркал.
– У него глаза пустые. – Чухан склонился к Бейкерсу вплотную, чтобы ощутить дыхание. – Хана ему, – констатировал он. – Полная.
Теперь все пятеро были в сборе. Джеймс снова возглавил колонну, и каждый из оставшихся взялся за руку или за ногу и потащил труп Бейкерса на поляну, расположенную, насколько им было известно, в трехстах метрах по тропе.
– Пометьте биркой его жопу.