– Он поднялся на ноги. Где встал, прямо там и помер.
– А всё-таки нравится мне его поступок, приятель. Он остался самим собой.
– Да ладно?
– Он не зассал, остался на ногах, а не побежал в укрытие, как мелкий пиздюк, – сказал Чухан. Сам он уже рыдал.
С Бейкерсом этим Джеймс был знаком не особенно близко. С благодарностью и любовью принял то, что досталось сегодня именно Бейкерсу, а не кому-нибудь из остальных. Особенно – не ему самому.
– Изловим кого-нибудь из местных поселян и передадим с ним извещение о смерти.
– На хуй этих узкоплёночных! Это всё «зелёные береты». Можешь вообразить себе такую дичь?
– Нет.
– Если бы они впустили нас за свой периметр, этот парень остался бы в живых. Шёл бы сейчас с нами и смеялся.
– Давай вызовем подмогу и вытащим его отсюда.
– Не сейчас.
– Чухан, чувак, все кончено, чувак!
– Да оставь ты эту рацию несчастную в покое!
Чухан громко щёлкнул переключателем.
– Си, сеньор! Больше этого засранца и пальцем не коснусь.
– Кто со мной?
Чухан и Конрад отправились на охоту, а трое других остались с трупом.
– Этот парень погиб потому, что эти уёбки не пустили нас за свой периметр.
– Как увижу в следующий раз в городе «беретника», буду ходить за ним по пятам, пока не удастся заколоть его в спину!
– А давай вызовем огонь по их обосранным задницам!
Джеймс присел на корточки, прислонившись спиной к стволу дерева, и свернул самокрутку с травкой. Лизнув бумагу, почувствовал на пальцах привкус орудийного металла.
Встал, поджёг косяк, а остальные сбились в кучу вокруг него, чтобы скрыть огонёк.
– Слыхали, как он говорил про херню собачью? Он знал. Он знал!
– Спину-то ему один фиг разворотило…
– Повезло ему. А то выпало бы парню жить на электрическом кресле. Это же приговор, чувак. Пыхтишь в трубку – и катишься…
– Не так ведь всё-таки высоко его задело. У него остались бы руки.
– Я бы ни в жизнь в инвалидную коляску не сел. Сразу бы вздёрнулся на крюке под потолком.
Джеймс оставил их и снова прислонился к дереву. Неохота было обсуждать подобные вещи, пока его мозг то раздувало как шар, то постепенно остужало. Он запрокинул голову и уставился в небо. Тьма, ничто, чистейшее ничто, безмолвная россыпь электрических искр. Душа всего и вся.
– Я не верю в это дерьмо, – сказал он.
– У этих «беретников» каждая мелочь расписана по уставу.
– Да они полезного не делают ни хера. Только балду пинают!
– Давай всё-таки вызовем удар по их обосранным задницам!
– Айда ко мне, – позвал Джеймс, и все остальные подошли к нему и присели на корточки вокруг. – Мне нужна китайская граната. Вот как надыбаю себе китайскую гранату, так сразу и расхреначу этих пидорасов в мясо.
– Той же ночью?
– Вот прямо сразу, как надыбаю.
– У Конрада есть одна такая.
– Знаю.
– Давай подпустим им немного дымку. Отправим в расход штук двадцать этих пидорасов!
Среди них беззвучно, как мысль, возник Конрад.
– Вернулись уже?
– Только я один.
– А Чухан где?
– Бабу себе подцепил.
Джеймс встал на ноги:
– Дай-ка мне ту свою ручную гранату.
– Чего?
– Да понял ведь, о чём я говорю. Ну вот ту хреновину китайскую.
– Я её домой увезу.
– Куда это – домой?
– Ну домой, на родину.
– На хуй родину!
– Как сувенир.
– В большой мир с ручной гранатой не пропустят.
– Что ж, сука. Всё равно…
– Я тебе ещё одну достану.
Конрад носил её в нагрудном кармане. Джеймс протянул руку и вырвал вожделенный боеприпас.
– Ты со мной?
– Куда?
– Вернёмся туда, где эти «беретники» на массу давят.
– Точняк?
– Точняк.
– Пойду, если останешься и дождёшься допроса.
Вернулся Чухан и втащил в поле ночного зрения Джеймса, как в круг от света костра, какое-то маленькое обнажённое существо. У него – вернее, у неё – была лоснящаяся нижняя губа, которая выступала вперёд, точно кто-нибудь только что назвал её каким-нибудь обидным словом. Будь у неё в руках оружие, она, кажется, готова была убить кого-нибудь от злости. Они повалили её на землю и по очереди воспользовались беззащитным положением, – все, кроме Чухана, который уже получил своё, и Джеймса, который копил в себе злобу для своего личного часа Ч, для мести «зелёным беретам». Когда остальные получили своё, её больше не было нужды прижимать к земле. Джеймс упал на колени, приставил остриё финского ножа к животу женщины и сказал:
– В каком ты звании, солдатик? Показывали тебе когда-нибудь, солдатик, как обращаться с этой штуковиной? Видала такую раньше, солдатик? Какое у тебя звание, солдатик? На что ты смотришь? Думаешь, ты моя мамаша? Ладно, предположим, ты и впрямь моя мамаша, но кто, чёрт возьми, тогда мой отец?..
Он допрашивал её до тех пор, пока рука не ослабела и не разжала рукоять.