Букко ответил: «Отсеки источник, откуда берется трусость».
Токимунэ: «Откуда же она берется?»
Букко: «Из самого Токимунэ».
Токимунэ: «Больше всего на свете я ненавижу трусость. Как же может она исходить из меня?»
Букко: «Вот увидишь, как ты будешь себя чувствовать, когда выбросишь за борт свое возлюбленное Я по имени Токимунэ. Когда сделаешь это, придешь показаться мне».
Токимунэ: «Но как же это сделать?»
Букко: «Отключи все мысли».
Токимунэ: «Как могу я отключить мысли от сознания?»
Букко: «Сядь со скрещенными ногами и вглядись в источник всех мыслей, о которых ты думаешь, что они принадлежат Токимунэ».
Токимунэ: «У меня слишком много мирских забот, мне трудно найти свободную минуту для медитации».
Букко: «Какими бы мирскими делами ты ни занимался, воспринимай их лишь как повод для внутреннего размышления, и тогда в один прекрасный день ты поймешь, кто такой твой возлюбленный Токимунэ».
Такой или почти такой диалог, вероятно, однажды имел место между Токимунэ и Букко. Когда Токимунэ получил донесение о том, что монгольская армада приближается к берегам Японии, он предстал перед Букко Кокуси и сказал: «Наступает самый решительный час моей жизни». – «Как же встретишь ты его?» – спросил Букко. Токимунэ ответил, словно собираясь устрашить и изгнать врагов единым рыком: «Квац!» Букко был доволен ответом и заметил: «Поистине, детеныш льва всегда рычит как лев».
Мужество Токимунэ помогло ему достойно встретить превосходящие силы противника и заставить его убраться восвояси. Однако, если рассматривать события истории объективно, мы поймем, что не только личная отвага Токимунэ явилась причиной победы в этой великой битве народов. Сам он лишь планировал все необходимые операции, а его замыслы воплощались в жизнь в разных провинциях армиями, сражавшимися против грозного врага. Он никогда не покидал Камакура, но самурайские дружины на западе Японского архипелага выполняли его приказы скоро и решительно. Это граничит с чудом, если учесть, что в те дни самыми быстрыми средствами сообщения были перекладные лошади. Если бы он так хорошо не знал своих вассалов и не был в них уверен, ему бы, конечно, не удалось добиться столь впечатляющей победы.
О достоинствах этой незаурядной личности прекрасно сказал Букко в надгробном слове на похоронах Токимунэ: «В жизни его было десять чудес, которые поистине воплощают великие пранидхана (заветы) бодхисаттв: он был любящим и послушным сыном своей матери, верным подданным императора; он всей душой заботился о благосостоянии народа; изучая Дзэн, он постиг высшую истину учения; в течение двадцати лет держа в своих руках всю власть над империей, он не обнаруживал никаких признаков радости или гнева; развеяв с помощью урагана грозовые тучи, принесенные варварами, он не выказал нарочитого восторга; основывая монастырь Энгаку-дзи, он пекся об успокоении душ павших воинов равно с японской и с монгольской стороны; воздавая должное наставникам и патриархам, он стремился к прозрению – все это доказывает, что приход Токимунэ в сей мир был обусловлен Дхармой. Когда же для него настало время ухода, он нашел в себе силы подняться с ложа, накинул на свое немощное тело буддистский плащ, который я ему преподнес, и, ни на минуту не теряя присутствия духа, написал предсмертное пятистишие. Такого человека поистине можно назвать просветленным, воплощением бодхисаттвы…»
Нет сомнений в том, что Токимунэ от рождения был велик духом, но его занятия Дзэн оказали ему немалую помощь как в делах государственных, так и в личной жизни. Супруга его также была ревностной последовательницей доктрины Дзэн и после смерти Токимунэ заложила в горах женский монастырь как раз напротив Энгаку-дзи.
Когда мы говорим о том, что Дзэн служил опорой воинам, это утверждение применительно к эпохе Камакура имеет особое значение. Токимунэ был не просто полководцем, но великим государственным деятелем, добивавшимся мира для своей страны, о чем свидетельствует хотя бы его молитва к Будде, произнесенная во время службы в храме Кэнтё-дзи по получении известия о первом нашествии монголов: