Джалита

— Ну-ну, запоминай, — и улыбка скользнула по губам рассказчика. — А вообще древнейшими людьми, населявшим здешние места, были тавры, по имени которых была названа позднее Таврическая губерния, включавшая в себя не только Крым, но и часть нынешней Херсонской области, хотя сами тавры жили только на южном берегу Крыма. Это были относительно замкнутые племена, которые обычно с приближением вражеских кораблей уходили в горы и прятались в пещерах. О приближении опасности они оповещали жителей кострами, которые разжигали на трёх горах выступающих в море. Например, если первый костёр загорался на горе Кошка, что в районе Симеиза, то его сразу замечали сторожевые на Медведь горе возле Гурзуфа и оживляли огнём своё кострище, которое хорошо было видно с горы Кастель, с которой тут же поднимался дым нового костра. Так население всего побережья от Симеиза до Алушты узнавало о приближении врагов и либо уходило, как я сказал, в горы либо вооружалось и готовилось к отражению нападения.

Между прочим, остатки древних кострищ до сих пор находятся на этих сторожевых горах.

В те времена, полагаю, никакой набережной на том месте, по которому мы идём, не было, а тянулась какая-нибудь тропка в густом можжевеловом лесу. Шли века, а с ними различные завоеватели типа греков, турок, татар. И хотя русские пришли в Крым более двух столетий назад при Екатерине Великой, Ялта, как город, появилась совсем недавно, всего сто пятьдесят лет назад, то есть в тысяча восемьсот тридцать восьмом году. В этом году отмечаем юбилей.

Именно тогда ей был присвоен статус города, хотя уже в то время здесь процветал с восемьсот двенадцатого года знаменитый сегодня Никитский ботанический сад, одним из отделений которого была школа виноделов в урочище Магарач, из которого вырос наш головной сегодня в стране всесоюзный научно-исследовательский институт виноделия и виноградарства «Магарач», тогда работал ныне широко известный институт климатологии имени Сеченова. В те времена богатые люди из больших городов России приезжали сюда лечиться воздухом. Вот когда и появляется набережная, по которой гуляли самые знаменитые люди своего времени.

Не знаю насчёт Пушкина, ибо он упоминал лишь Гурзуф, который находится с одной стороны Ялты да Чёртову лестницу, подниматься по которой ему доводилось, держась за хвост осла. Но она по другую сторону от города, так что Ялту он, разумеется, видел. А вот кто из писателей действительно прославил наш город своим присутствием, так это Антон Павлович Чехов. Тогда по набережной гуляли весьма знатные особы, расфуфыренные роскошными нарядами и изредка проезжали пролётки, управляемые местными татарами.

Городок был совсем маленьким по сравнению с сегодняшними размахами. Кстати все изменения произошли в основном за последние лет тридцать.

Послевоенная набережная, какой я её помню с детства, очевидно, мало чем отличалась от чеховской, по которой прохаживались Толстой, Шаляпин, Горький, Есенин…

— Как, Серёжа тоже здесь был? — При этих словах глаза Настеньки порхнули ресницами, широко раскрывшись от изумления. — Этого я не знала.

Евгений Николаевич улыбнулся.

— Любопытно, что ты назвала Есенина по имени, как своего близкого.

— Да, я его иначе и не представляю. Очень люблю его стихи.

— Тут мы с тобой явно сошлись во вкусах. Я даже написал строки ему с такими словами. Вот послушай:

Мы с тобой родные,
мы с тобой друзья…
Серёжа, ты — Россия,
часть России — я.
В дальней дымной дали,
смяв страданий куст,
Серёжа, ты скандалил
восторженностью чувств.
В угаре опьянения,
что больше, не поймёшь,
вино или поэзия
тебя бросали в дрожь.
Вьются продолжения
из кружащей прялки,
а тебя, Есенина,
выкружило в парки,
выплакало в рощи
под берёзы тени.
Родина хорошая
у тебя, Есенин.
Не испортить только бы,
в горе не завыть,
научиться б Родину
так, как ты, любить.

— Не слабо, — послышался сзади голос Володи. — Этого мне Женя не читал.

— Володенька, — укоризненно воскликнула Настя, — во-первых, не подслушивай, а во-вторых, не перебивай наш разговор. Тебе хорошо, ты с Евгением Николаевичем каждый день можешь встречаться, а я, может, впервые с таким человеком разговариваю.

— Больше не буду. Мы тогда с вашего позволения тихонько попоем, — и, вскинув гитару на грудь, он запел романс «Милая», который был тут же подхвачен двумя дружными голосами девушек.