Джатаки. Избранные рассказы о прошлых жизнях Будды.

Научил он её, чтобы она кричала, если щёлкнуть пальцами, и плясала, если хлопнуть в ладоши. С нею вернулся он в горы. Рано утром, пока бодхисаттва не успел ещё прочесть свой заговор, охотник расставил силок и щёлкнул пальцами. Пава сразу закричала. Павлин услыхал её крик, и страсть, дремавшая в нём семьсот лет, тут же подняла голову и раздулась, как кобра, которую ударили палкой. От страсти павлин позабыл всё на свете, не то что свой заговор. Стремглав слетел он вниз к паве и тут же угодил ногой в петлю. Семьсот лет его ждал силок, и всё напрасно — и вот наконец он попался, и петля затянулась на павлиньей ноге. Глядя на то, как павлин повис на конце ветви (силок ведь был привязан к ветви), охотник додумал: "Шесть охотников безуспешно пытались поймать этого царственного павлина, я сам ровно семь лет ничего не мог с ним поделать, а вот теперь он, услыхав голос павы, обезумел от страсти, забыл про свой заговор, прилетел к ней и попался — висит теперь вниз головою. И зачем только я покусился на это благородное создание! Нет, дарить его нельзя никому. Обойдусь я и без царских щедрот, отпущу его на волю! Да только как это сделать? Птица большая и сильная. Если подойти к павлину в открытую, он ведь решит, что я иду его убивать. Он начнёт биться и в смертельном страхе может сломать себе ногу или крыло. Сделаю-ка я, пожалуй, иначе: пущу из укрытия стрелу с бритвенным наконечником и перережу силок. Тогда павлин сам улетит, куда ему хочется". Спрятавшись за куст, охотник наложил на лук стрелу с бритвенным наконечником, натянул тетиву и прицелился. А павлин тем часом озирался по сторонам, пытаясь увидеть охотника. "Этот охотник-хитрец пробудил во мне страсть и поймал меня в свой силок, так что теперь времени терять даром он не станет, — думал павлин. — Где же он?" Тут он и заметил охотника, который целился в него из укрытия, и решил, что тот его хочет убить. В смертном страхе взмолился павлин о пощаде:

"Заработать на мне хочешь? Я живьём дороже стою! Отнеси меня в столицу — Царь тебе заплатит щедро".

Слыша такие речи, охотник подумал: "Царственный павлин, видно, боится, как бы я этой бритвенной стрелой его не пронзил. Надо его успокоить". И он отвечал:

"Я убивать тебя не стану, Не для того за лук я взялся. Силок хочу стрелой разрезать, — Лети на волю, царь павлиний!"

Павлин удивился:

"Семь лет ты день и ночь следил за мной, Изрядно мучимый и голодом, и жаждой. Зачем же ты мне волю возвращаешь Теперь, когда я наконец попался? Быть может, ты зарёкся убивать И стал защитником всего живого? К чему меня на волю отпускать, Когда я в петлю наконец попался?"

Охотник спросил:

"Представь, что я взаправду дал зарок И стал защитником всего живого. Ответь мне на вопрос, павлиний царь: Что это мне хорошего сулит?"

Павлин объяснил:

"Когда бы ты взаправду дал зарок И стал защитником всего живого, Ты б заслужил при жизни похвалу, А после смерти — возрожденье богом".

Охотник возразил:

"Иные говорят, что нет богов, Стремиться надо к счастью в этой жизни. Они считают, что плоды деяний, А равно приношение даров — Всё это выдумки для легковерных. Я тоже разделяю это мненье, Поэтому пернатых убиваю".

Услышав такие речи, Великий счёл за благо объяснить охотнику, что существует не только этот свет, и он, вися вниз головой в петле, стал говорить:

"Луну и солнце может видеть каждый, Они сияньем озаряют небо. В каком же они мире: в том иль в этом? И как среди людей их именуют?"

Охотник сказал:

"Луну и солнце может видеть каждый, Они сияньем озаряют небо. Находятся они не в этом мире, И люди их богами именуют".

Великий тут же возразил:

"Выходит, опровергнуто ученье Тех, кто считает, что плоды деяний, А равно приношение даров — Всё это выдумки для легковерных!"

Охотник поразмыслил и признал, что прав Великий:

"И в самом деле, это мненье ложно! Плоды греховных и благих деяний, А равно приношение даров — И впрямь не выдумка для легковерных! Увы, что делать мне, как поступить, Какому покаянию предаться, Чтоб ада после смерти избежать? Ответь мне на вопрос, о царь павлинов!"

"Если я сам стану ему отвечать, — подумал Великий, как бы ему не представилось, будто ни у кого из людей нет на это ответа. Пожалуй, правильнее будет сказать ему, что довольно на свете добродетельных, преданных дхарме шраманов и брахманов, у них-то и надобно спрашивать". И он произнёс:

"По свету бродит шраманов немало. Они одеты в рубище, бездомны, Лишь поутру за милостыней ходят, Уединяются после полудня. Приблизься к ним, как принято, с почтеньем, И расспроси, что самому не ясно. От них получишь ты ответ понятный, В чём смысл и здешней, и загробной жизни".