Джейн, анлимитед

– Кто-то из Ту-Ревьенс когда-нибудь замечал, что рисунок меняется? – спрашивает она. – Как в прошлый раз, когда мы отсюда видели на картине Айви? Разве никто из Зорстеда никогда не искал их красно-зеленый зонтик?

«Картина висит в темном углу тускло освещенной комнаты, – поясняет Стин. – В той части дворца, которая, как ты знаешь, герцогиня использует для своей шпионской деятельности. Зонт поместили в угол давным-давно, в качестве знака для агентов Зорстеда. Это условный знак, чтобы они пришли в нужное место. Его никуда не перемещали уже больше ста лет».

– Гм, – задумывается Джейн. – Думаю, если бы картинка на короткое время изменилась, а потом снова вернулась в исходное положение, люди бы просто решили, что им померещилось. Они скорее не поверят собственным глазам, чем что-то заподозрят.

«Да, – соглашается Стин и продолжает: – В Зорстеде примерно то же самое. Правда, здесь картину с меняющимся изображением не восприняли бы как что-то из ряда вон выходящее».

– Понятно, – кивает Джейн.

Лестницу наконец сменяет длинный коридор с множеством дверей. Стин подводит Джейн к одной из них, деревянной, самой большой и крепкой среди прочих.

– Кто написал эту картину? – спрашивает Джейн.

«Художник по имени Морстлоу, – отвечает Стин. – И, если миссис Вандерс не ошибается, это произошло как раз тогда, когда ваш Хорст Мэллоу нарисовал свою картину с вашей стороны»:

Светильник на стене возле двери отбрасывает тусклый желтый свет, который играет в шерсти Стина.

– У этого Морстлоу тоже была репутация эксцентрика? Как у Хорста Мэллоу? Имена уж больно похожи.

«То, как в Зорстеде воспринимают людей… которые мыслят не как все, отличается от восприятия на Другой Земле. Не думаю, что у Морстлоу была какая-то особенная репутация».

– Он и есть тот самый человек, о котором ты мне говорил? – спрашивает Джейн. – Единственный в Зорстеде, кто знает о входе в Ту-Ревьенс?

«Нет, – отвечает Стин. – Морстлоу давным-давно умер. Я понятия не имею о том, что он знал».

– Кто же тогда этот человек? Герцогиня?

«Нет, не герцогиня».

– Тогда кто?

Стин вытягивает шею назад, чтобы заглянуть ей в лицо. Джейн кажется, будто он прикасается к ее мозгу краями слов, а затем забирает их обратно. Необычное ощущение, словно кто-то пощекотал ее перышком внутри головы. Она понимает это как нерешительность. Стин разрывает зрительный контакт и отворачивается.

«Эта дверь ведет наружу, – поясняет он. – Не переживай, ты выглядишь точно так же, как и все остальные. Готова?»

Появляется отчетливое ощущение пробуждения рано утром. Первое, что бросается в глаза: ощущение рассвета в Зорстеде отличается от ощущения рассвета в других местах. Жители общаются между собой не словами, а взглядами. Люди на улицах открывают двери магазинов, ведут строптивых коней или просто выглядывают из окон. Они приветливо смотрят ей в лицо, но ничего не говорят.

Джейн старается особо не пялиться на окружающих. Она держится возле Стина, который с гордо поднятой головой бежит с ней в ногу.

Высокие деревянные здания с крутыми крышами, покрытыми черепицей, улицы из брусчатки. Куда бы Стин не свернул, отовсюду видны несколько каменных башен, окрашенных в розовый цвет на фоне розовато-серого неба, а между домами всегда виднеется море. Постепенно этот розоватый отлив восходящего солнца исчезает, и Джейн различает настоящие цвета башен: белый, серый и коричневый. Башни слегка светятся.

– Деревянные дома тоже реагируют на солнце?

«В какой-то степени, – отвечает Стин. – Но не так сильно, как камень. Камень старше, в нем больше энергии».

– Все каменное создает свет? Ты бы хотел, чтобы так делал каменный стул, или чаша, или могила?..

«В Зорстеде умерших хоронят в море, – говорит бродяка. – Здешний камень обладает интеллектом. Он знает, для чего используется. Например, он не осветит комнату, в которой никого нет. И понимает, когда вещь, сделанная из него, не должна светиться».

– Что ты имеешь в виду? Как он может это понимать?

«Здесь все имеет сознание».

– И камень?

«Все, Дженни, – просто отвечает Стин. – Земля, облака… Все».

– И облака???

«Ну, не совсем сознание, это слишком громкое слово. Скорее, понимание. Вещи все понимают».

Джейн обдумывает это.

– Но если камень все понимает, разумно ли в него врезаться? Например, делать кирпич…

«Мудрый строитель внимателен, – говорит Стин. – И уважителен».

– А если нет?

«Тогда камень несчастен и, соответственно, здание тоже окажется несчастливым, и каждый сумеет это почувствовать».

– И что случится потом?

«Ничего, – отвечает Стин. – На этом все».

– И здание ничего не будет делать? Ну, например, бросать камни на людей или что-то в этом роде?

«Нет! – говорит Стин. – Ничего подобного. Просто ты будешь ощущать себя подавленным всякий раз, когда переступаешь его порог. Если в нем открыть какое-нибудь дело, то, скорее всего, оно не задастся. В итоге владельцы отремонтируют здание так, чтобы камень почувствовал себя лучше».

– Как же они узнают, что для него лучше?