Джейн Доу

Я собираюсь сказать «да», когда понимаю, что это проблема. Он явно собирается пригласить меня на свидание, а я не могу быть замечена в романтической обстановке с ним. И все еще есть та маленькая проблемка с тем, когда мои планы достигнут кульминации, и нужно ли мне будет бежать от расследования. Люк наблюдает, приподняв бровь, пристальным и терпеливым взглядом. Дерьмо.

— Я кое с кем встречаюсь, — отвечаю я.

— О.

— Неофициально.

Люк улыбается.

— О.

— Это сложно, — добавляю я, но ему все равно.

Я ясно дала понять, что открыта для чего-нибудь, и он примет это. Он мужчина.

— А почему ты так интересуешься? — я бросаю ему вызов с легкой улыбкой, просто чтобы посмотреть, как он отреагирует.

— Потому что, — отвечает он, — ты была той, кто сбежал.

Я чуть не подавилась латте. Люк снова меня удивил.

— Что? Я?

— Да.

— Как рыба, которая сбежала?

— Нет! — он яростно качает головой. — Нет, не так. Просто ты мне очень нравилась, а потом ты пропала.

Честно говоря, я понятия не имела, что была для него кем-то особенным. Насколько я помню, мы встречались около двух месяцев, оба знали, что я уезжаю, и расстались без лишнего шума.

— На самом деле? — выдавливаю я.

— Правда-правда.

Я смотрю на него. Неприятно узнавать, что пропустила сигналы, даже если они не очень-то и много значили для меня в то время. Но когда я изучаю его лицо, вспоминаю, что он пару раз шутил об отношениях на расстоянии, а я игнорировала это. Какой смысл иметь парня, если не можешь заниматься сексом?

Он морщится от моего молчания.

— И теперь я понимаю, что ты не чувствовала того же.

Когда я улыбаюсь, он снова смеется, спокойно и невозмутимо.

— Нет, не то, чтобы ты мне не нравился, — говорю я, — но я переезжала, так что, наверное, никогда не думала, что это надолго.

— Я понимаю. Может, именно это и сделало тебя такой привлекательной для двадцатидвухлетнего парня. Ты была неуловима. Недостижима.

Я смеюсь.

— Если я правильно помню, ты добивался меня несколько раз.

Шутка была не такой уж смешной, но он смеется до слез. Я помню, он всегда заставлял меня чувствовать себя особенной. Или противоположностью особенному, может, просто нормальной.

— Так ты ни с кем не встречаешься? — спрашиваю я, хотя мне, в принципе, все равно.

— Ничего серьезного, — отвечает он, и я знаю, что могу получить его, если только захочу. И, возможно, я захочу. Он отлично поможет мне отвлечься от проведенного времени со Стивеном.

Мы приятно беседуем, вспоминая о студенческих днях. Просто гоняем еду по тарелкам, когда он спрашивает, как дела у Мэг.

— Она умерла, — выдаю я, прежде чем осознаю, что надо бы это сказать помягче.

Его вилка со звоном опускается на тарелку.

— Что?

— Мэг умерла. В феврале.

— Но... как?

— Она покончила с собой.

Его лицо стало бесцветным, и я медленно опустила вилку, потому что, если откушу еще один кусок, буду казаться бессердечной. Я чувствую искреннее горе, но оно приглушено так, что другие не поймут. Оно со мной, но я всегда могу нормально функционировать.

— Боже мой, — шепчет Люк. — Ты поддерживала с ней связь?

— Да. Она была моей лучшей подругой.

— Джейн, мне очень, очень жаль.

Он единственный, кому я рассказала. Никому бы не было до этого дела. Но он знал Мэг и знал, что она для меня значит.

— Передозировка таблетками, — говорю я, хотя Люк и не спрашивал.

— Извини. Я не знал. Должно быть... — но он не знает, как закончить это предложение, и я тоже не могу этого сделать. Я не уверена, что должна чувствовать. Боль, да. Одиночество. Но и злость тоже. Желание мести. И всегда, всегда холод. Я продолжу жить своей жизнью, об этом не может быть и речи. Все будет хорошо. Но все изменилось.

— Вот так я здесь и оказалась, — говорю я, и это правда лишь отчасти. — Просто... мне нужны были перемены. Когда я увидела возможность в Миннеаполисе, то восприняла это как знак.

— Мне жаль, что ты потеряла ее.

Потеряла ее? Неужели я ее потеряла? Больше похоже, что она просто исчезла. Я точно знаю, где она. Ее здесь нет. И это было тем, чего она хотела. Должна ли я грустить о ней, когда поспособствовала тому, чтобы ее желание исполнилось?

Я беру вилку и снова вгрызаюсь во французский тост, пока он не остыл. Мне с опозданием приходит в голову, что я должна была плакать или сломаться. Но теперь слишком поздно, и честно говоря, Люк, кажется, вздыхает с облегчением.

— Она была такой доброй, — говорит он после минуты молчания. — Я должен послать цветы на ее могилу.

Для меня это не имеет смысла. Мэг не заметит разницы. Но я сказала ему название кладбища, потому что научилась мысли такого рода держать при себе. Есть так много человеческих ритуалов, которые я не понимаю.

Моя бабушка умерла, когда мне было двадцать, и мне удалось не говорить матери, что ей лучше использовать похоронные деньги на что-нибудь, кроме как опустить с телом в землю. Продукты, ремонт машины, деньги под залог для моего никчемного брата. Черт, она могла даже выделить один чертов доллар на мое образование, а не бросать деньги на мертвую каргу.