Джейн Остен расследует убийство

– Стоит ли удивляться? Посмотри на себя. – Миссис Остен переводит взгляд с ботинок на шнуровке на остроконечный капюшон дочери. Джейн – зловещая фигура в черном плаще, чье лицо полностью скрыто. – Если б ты подкралась ко мне в таком наряде, осмелюсь сказать, я бы умерла от страха. Ты выглядишь как дитя любви ирландской банши и египетской мумии. Что ты делала на церковном дворе в такой неурочный час? Ты напугала нас до полусмерти, когда мы услышали твой крик!

Джейн откидывает капюшон и разматывает шаль, открывая лицо.

– Я делала то, что было необходимо, чтобы спасти Джорджи… доказывала, что он – настоящий убийца. – Она указывает на Джонатана.

– Но я ее не убивал. Я же сказал, что не убивал! – Джонатан прижимается щекой к плечу Генри. Генри смотрит на него, явно ошеломленный тем, что их ожесточенная схватка превратилась в некое подобие объятий.

– Дети, это зашло слишком далеко. – Мистер Остен потирает виски.

В дверях гостиной появляется Салли, уже одетая в льняной халат и деревянные сабо. Она таращится на Джейн, пока берет промокший домашний халат мистера Остена и передает ему шерстяное лоскутное одеяло. Слава богу, Джейн хранит тайну Салли, иначе новость о ее собственном проступке еще до конца дня разнеслась бы по слугам от Бейзингстока до Уинчестера.

– Джонатан не убийца. – Миссис Остен крепко прижимает Анну к груди. – Смотрите, вы расстроили бедного мальчика.

На бледной коже Джонатана видны следы слез, а его поджарое тело сотрясается от икоты. Генри опускает подбородок и смотрит на мать сквозь темные ресницы, изображая обиженного щенка.

– Это была идея Джейн.

– Ну и кто теперь побежал докладывать? – Джейн сдерживает желание ударить брата, вешая свой промокший плащ. Мать сует ей в руки Анну. Малышка хватает Джейн за ледяной нос теплыми липкими пальчиками.

Джонатан, прихрамывая, переступает порог. Миссис Остен стягивает рукава промокшего пальто с его длинных рук.

– Давай быстренько снимем с тебя эти мокрые вещи. А то лужа на пол натечет. – Миссис Остен проводит всех в семейную гостиную, где пылает вновь разведенный в камине огонь. Салли стоит рядом с ним, вороша кочергой поленья, но не отрывая глаз от разворачивающейся драмы.

Джейн держится поближе к Джонатану, полная решимости вытянуть из него правду, несмотря на его страдания.

– Если ты не убивал Зои Ренар, почему тогда просил прощения у ее духа?

Джонатан опускается на стул, кладет локоть на стол и подпирает щеку ладонью.

– Потому что она была моей женой, а я подвел ее. – Его темные волосы падают на воротник рубашки. – Я знал, что вы все подумали, что это сделал я. Вот почему вы читали ту проповедь, не так ли? Я сказал маме, но она ответила, что я слишком близко все принимаю к сердцу… как обычно.

Мистер Остен садится на привычное место, спиной к огню. В одеяле, накинутом поверх ночной рубашки, он похож на средневекового короля.

– Генри, принеси мой портвейн. Я бы сказал, что нам всем не помешает пропустить по стаканчику.

Генри морщится:

– Ты уверен, что не предпочел бы бренди, отец?

– О, только не это! – Мистер Остен хлопает ладонью по столу, на котором нет скатерти, и звук отражается от стен. – Это была полная бутылка!

Джейн садится на ближайший к Джонатану стул, устраивая Анну у себя на коленях. Малышка теплая, лучше любой грелки для постели. Салли достает из буфета шесть хрустальных бокалов и сразу ставит их на стол. Мистер Остен приподнимает бровь. Горничная хмурится, убирая шестой бокал обратно в буфет. Генри достает новую бутылку бренди и наливает щедрую порцию золотистой жидкости в каждый из пяти оставшихся бокалов.

Джонатан сжимает свой бокал дрожащими руками и быстро опрокидывает в глотку содержимое.

– Это правда… Мы действительно познакомились в Брюсселе. – Он протягивает свой бокал за новой порцией. – Мне там понравилось. Я мечтал никогда не возвращаться сюда. Меня совершенно устраивала перспектива зарабатывать на жизнь рисованием портретов. А Зои была такой одаренной. Ренары, ее семья, плетут лучшие кружева в городе. Они занимались этим на протяжении нескольких поколений.

– И вы поженились? – Мистер Остен кладет руку на предплечье Джонатана, чтобы тот не дрожал.

– Да. – Джонатан сглатывает. Его бледно-голубые глаза покраснели и наполнились слезами. – Потом мы услышали, что французы уже в пути, планируют вторжение. Зои хотела остаться. Это был ее дом. Там все ее родные. – Он делает еще один глоток бренди. – Но я боялся, что, несмотря на мой новый образ жизни, о титуле каким-то образом узнают, и меня… ну, вы понимаете.

– Казнят. – Генри проводит пальцем по горлу.

– Именно. Вы наверняка читали новости. Никто не застрахован от якобинцев. – Правая щека Джонатана и его нижняя губа все больше краснеют с каждой секундой. Его лицо распухает от ударов кулаков Генри. – Поэтому я убедил Зои вернуться со мной в Англию. Я потерял все, когда бежал. Это произошло так быстро – в одну минуту Брюссель был моим домом, а в следующую я спасался бегством из страха за жизнь. Мне пришлось бросить там свои картины и краски. Я обратился за поддержкой к матери и отцу, но… – Его голос срывается.