Джек, который построил дом

– Юлечка, не плачь. Послушай, вот у меня заложено. Только у меня произношение дрянное на всех языках. Вот, помнишь это:

And time still passing… passing like a leaf…
Time passing, fading like a flower…
Time passing like a river flowing…
Time passing…

Он закашлялся, книга соскользнула со стола, Юля подхватила, машинально скользнув глазами по странице.

Time passing as men pass
Who never will come back again…

Он сидел на диване, хрипло переводя дыхание.

– Прости, малыш. Я лягу. Только на минутку к компьютеру подойду.

«Хочу рассказать – вдруг забуду. Вчера резко похолодало, вечером пошел снег. Это было настолько красиво, что я погасил свет и стоял у окна, пока хватало сил. Сначала крохотные легкие снежные пылинки робко, неуверенно кружились в воздухе: куда мы попали, что это вокруг? – потом их становилось все больше, новые подгоняли первых, и не долетевшие до земли садились на ветки, на крыши машин. Ветра не было, снег – теперь можно стало назвать это снегом – падал совершенно перпендикулярно, как-то освобожденно. Тот момент, когда белые пылинки превратились в снег, так и остался загадкой, его невозможно было уловить глазом. И оторваться от этого зрелища тоже было трудно.

Тут зазвонил телефон, оторвал. Но самое красивое я увидел и снял».

Он удалил из адресной строки имя Тео, ввел Юлькино. Найдет – потом. И вдруг подумал о сходстве имен: Тео Вульф – Томас Вулф.

Когда за два дня до Нового года врач произнес слово «хоспис», Ян помертвел лицом. «Это необходимо?» – спросила Юля. «Вы не можете контролировать ситуацию двадцать четыре часа в сутки, – бросил онколог. – Или стационар, или я назначаю вам хоспис на дому».

Новое назначение прибыло третьего января. Суровая, приземистая, почти лысая женщина в очках объяснила: «Мы не лечим – мы облегчаем последний путь». Она ловко обошла тянущиеся трубки с кислородом и села на диван. Ян сквозь кашель ответил на вопросы, медсестра заполнила какие-то бланки, передала пакет с морфином и строго ткнула пальцем в инструкцию.

– Можно, чтобы она больше не приходила? – попросил Ян.

Увы, не только лысая медсестра решила облегчить его последний путь. В дверь позвонила вертлявая особа в распахнутой куртке и заговорила громко и жизнерадостно:

– Духовная помощь из хосписа. Что ваш муж предпочитает: кремацию или похороны?

– Спасибо, но мы это не обсуждаем, – Юля теснила духовную помощь, блокируя вход.

– Но мы должны…

– Вы ничего не должны.

Где гарантия, что она не придет опять?!

– Юлечка, что хотела эта баба?

Хоронить тебя, родной. Выбирала способ.

– Адрес перепутала, – громко крикнула, возвращаясь в комнату.

Слышал или нет?..

Господи! Спаси нас от глухих!..

Морфин гасил боль и помогал уснуть. Ян открывал глаза: «Мне жалко спать. Еще успею выспаться…» – и снова задремывал.

О последней неделе даже с сыном Юля говорила мало, коротко сообщая главное. Дозу морфина повысили – помогает – слушает музыку – ничего не надо, спасибо – взяла отпуск –…

Январь был холодный, бесснежный. Ян мерзнул. Помогали какие-то дедовские средства: спиртовые компрессы, горчичники. Тонкие, как у подростка, руки, на спине четко видны ребра. Нужно было осторожно и быстро натянуть на него майку, фланелевую рубашку, жилетку; сверху накинуть плед.

– Скоро будет тепло, – говорила она беспомощно.

– Тепло… тепло будет…

Зачем я сказала про тепло?! Тепло наступит, а он…

Он смотрел в окно – большой седой растерянный ребенок, недоумевающий, как с ним могло приключиться такое.

– Хочешь, я тебе почитаю?

– Лучше поговори.

И говорил сам – сквозь кашель, одышку, с долгими паузами.