Джек Восьмеркин американец

«Новая Америка» была умнее, сноровистее и дальновиднее, чем любой коммунар в отдельности: хорошие качества сложились вместе, а дурные понемногу исчезали.

Общее хозяйство было неудобно только в одном отношении: не хватало помещения для жилья и теснота изводила.

Все не могли жить во флигеле, а работы часто требовали присутствия всех работников с раннего утра. Ходить из Починок, за пять километров, было трудно. Летом большинство оставалось ночевать на сеновале и в сараях. А

осенью, с первой непогодой, из-за помещения пошла буза.

С помещения и началось.

Три тонны излишков

Урожай убрали вовремя.

Коровы и лошади были обеспечены кормом до новин.

Под силос вырыли уже не яму, а целую траншею. Изнутри траншею оплели ивняком и обмазали глиной, затем начинили рубленым кормом. Получилась зеленая колбаса для коров весом в шестьдесят тонн. Ячменя, проса и картошки должно было хватить до следующей осени. Только табак подвел коммуну. Неожиданно, в середине сентября, утренник убил растения, и удалось снять только один урожай листьев, не больше тонны. Неудача эта разрушила планы коммуны: за счет вырученных от продажи табака денег намечали много работ провести. Теперь снятую тонну листьев решили высушить по всем правилам и зимой продать табачной фабрике. В протокол собрания записали: следующие годы сеять табаку меньше – боится осенних утренников.

Околотили яблоки в саду, и теперь весь чердак во флигеле пропах антоновкой, которую уложили в солому, рядом с комнатой Татьяны. Пшеницы хватило на возврат ссуды и на семена. Коммуна свезла и на ссыпной пункт сколько полагалось. Остальное зерно пока не мерили и не делили, но, по расчетам Капралова, тонны три приходилось на нужды коммуны, в неделимый фонд.

Вот из-за этого неделимого фонда и разыгрался в коммуне скандал.

Летом Джек потратил много энергии на ремонт старого дома. Полуразрушенный верхний этаж разобрали еще весной. Крепкий кирпич выбрали и выложили в штабеля.

Часть кирпича пошла на печи и на ремонт бани. Лес на полы, потолки и стропила достали в городе в кредит. И

гвоздей достали в городе.

Николка Чурасов, который умел плотничать, составил строительную артель. Артель в междупарье настлала полы в шести комнатах, срубила потолки и стропила. Досок не хватило только на пол большого зала, и пол в нем Бутылкин выложил кирпичом по рисунку – елочкой. Крышу крыли толем, тесом и старым железом. Получилось не очень-то красиво, но крыша все-таки была.

Переселение в большой дом задерживалось только из-за отсутствия окон и дверей. За эти поделки Николка не брался, говорил, что столярная работа не его специальность. Да и стекол все равно не было. Денег на рамы из-за гибели табака в коммуне не нашлось. Джек с этим не мог примириться и начал мудрить.

Надо сказать, что еще летом Николка Чурасов и Капралов организовали в коммуне партийную ячейку. Из города приезжал тогда знакомый Николки, партиец Бабушкин, с членом райкома. Они жили в коммуне несколько дней и положили начало партийной работе. В ячейке, кроме Капралова и Николки, состояли пять человек: Булгаков Глеб, Дмитрий Чурасов, жена Капралова – Ольга

Ивановна, Вера Громова и Сергей Маршев.

Николка и с Яшкой заговаривал о вступлении кандидатом, но тот откровенно ответил:

– Подожди, Николка, до весны. Зимой почитаю книги и тогда подам заявление. А сейчас еще мало знаю и по правде тебе скажу: сны у меня бывают неподходящие.

– Ферма, что ль, снится? – спросил Николка.

– Нет, ферма не снится. А вот на той неделе видел я, что

Страшный суд настал, а мы будто дворец в это время мраморный достраивали. Так дворец на кирпичики развалился…

Николка и Капралов посмеялись над Яшкой, но сочли его отговорку уважительной, тем более что к голосу ячейки

Яшка всегда прислушивался. Всем в коммуне казалось, что лучшего председателя, чем Джек, нельзя и придумать. Он всюду поспевал вовремя, все предвидел и сам никогда не отказывался от тяжелой работы. Неудовольствия против него возникали только из-за спешки, которую он разводил иногда. Да еще любил он будить коммуну раньше срока.

Часы были только у него, и он вставал первым. И сейчас выходил на двор и принимался колотить в большой китайский гонг, который нашли в диване у покойного старика

Кацаурова. Гонг ревел, как тигр, и от этого рева люди моментально просыпались, все, кроме Чумакова. Яшку на смех звали тигром и часто ругались, что он не дает поспать.

Но все эти неудовольствия были сущими пустяками, и дело шло гладко. Ячейка, когда нужно, поддерживала

Яшку, и вот только осенью, после уборки урожая, Джек выкинул такую штуку, что все перессорились в «Новой

Америке».

Началось с того, что Джек встретил в Починках старика

Сундучкова, который завел с ним разговор:

– А что, Яша, слышал я, что в коммуне у вас пшеница есть лишняя. Правду ли говорили мне али наоборот?

Яшка никогда не любил Сундучкова, а последнее время особенно. Старик выдал свою дочь за Петра Скороходова, злейшего врага коммуны. Но тут Джеку показалось, что

Сундучков заговорил о пшенице неспроста, и он подтвердил, что хлеб в коммуне действительно останется.