Двойнец посмотрел на меня, пошевелив своими кустистыми бакенбардами и бородкой.
— В поэме, строчку из который ты повторяешь. Насколько я могу судить, она важна для тебя.
— Она важна для вас, — поправил меня двойнец.
— Ну хорошо, — согласилась я. — Ты застал нас с поличным. Мы могли бы сразиться. Кое-кто мог бы погибнуть. Скорее всего, мы, если быть честными. Или ты мог бы вместо этого прочитать поэму.
Джекаби приподнял бровь.
Двойнец принялся слегка раскачиваться. Павел у него под ногами дышал все тише. Теперь этот злобный вампир выглядел каким-то умиротворенным. Двойнец приподнялся, встал на парапет и принялся читать своим тихим голосом, отчетливо выговаривая каждое слово:
— И что это значит? — спросил Джекаби.
Двойнец молчал.
— Это значит, что мы его не убьем, — ответила я.
Пальцы Павла задергались. Вампир умирал.
— Ты не хочешь, чтобы он умер? — спросил двойнец.
— Нет, я не хочу, чтобы вообще кто-нибудь умирал.
— Он не пожалел бы тебя, поменяйся вы местами.
— Это не жалость. Это… — я не знала, как объяснить.
Если не жалость, то что? Гуманность?
— Именно так выглядит гуманность? — спросил двойнец. — Если бы все люди обладали гуманностью!
Он дернул носиком, отчего еще более стал похож на бурундука, стоящего на задних лапках. Я почувствовала зуд в шее, и боль, о которой я почти забыла, вдруг пропала, просто исчезла. Я провела ладонью по порезу: он тоже исчез. На моем платье остались пятна крови, но их источника как не бывало.
— Ты, — я замялась. — Спасибо. А ему можешь помочь?
Я показала на Павла.
— Мог бы, — ответил двойнец.
— Но не будешь, — продолжил за него Джекаби.
— Он этого не хочет, — пояснил двойнец.
Губы Павла шевелились, будто он что-то произносил, но из них не вылетало ни слова.
— Что он, по-твоему, говорит? — спросила я.
— Он тоже читает стихи, — ответил двойнец, прислушавшись к тишине. — Я их не знаю. Они вам знакомы?
Внезапно в моей голове раздался голос Павла.
—
Джекаби тоже заморгал от неожиданности: по всей видимости, он тоже услышал этот голос.
— Это вторые по странности поэтические чтения, на которых мне доводилось присутствовать, — пробормотал он.
— «Гамлет», — сказала я, тряхнув головой. — Он любил Шекспира.
Губы Павла постепенно замерли. Мышцы расслабились. Рука его дернулась в последний раз, и голос у меня в голове погас, словно потухла свеча.
— Он ушел, — произнес двойнец.
— Ну что ж, можешь быть доволен. Тем меньше хлопот для твоего начальника, — ответил Джекаби. — Он был предателем для всех, как ни крути.
— Смерть не доставляет мне радости, — вздохнул двойнец.
— Ты понимаешь, что за этой последуют и другие смерти? — спросил Джекаби. — Хавган вернулся! Ты и твоя вторая половина сами проложили ему дорогу, когда воскресили из мертвых. Но умирать будут не только солдаты и негодяи вроде Павла. Из-за твоего ненаглядного Хавгана погибнут многие невинные люди.
— Нет, это не путь Хавгана. Путь Хавгана хороший.
— Скажи это Хавгану!
— Не могу.
— Ты все еще веришь этому безумцу?
— Моя вторая половина отдала себя Хавгану во время прошлой войны.
— Да, ты говорил. Величайшая жертва двойнеца — вернуть мертвого к жизни.
— Дар двойнеца можно передать и живому, — начал объяснять двойнец. — Ту же силу, которая может исцелить обездвиженное тело и вернуть душу с той стороны, можно вдохнуть в живое тело. Но для живого это будет обжигающая мощь.
Круглая головка двойнеца склонилась к его покрытому мехом плечу.
— Хавгану была необходима мощь, превышающая все, на что когда-либо был способен волшебный народ, — продолжил он. — Моя вторая половина верила в него. Она создала для Хавгана орудие, с помощью которого он мог сосредоточить эту силу, и головной убор, через который он мог бы направить свою волю, копье и корону. Когда этого оказалось недостаточно, он полностью открылся для силы двойнеца. Они приняли свою участь вместе. Хавган знал, что это уничтожит его. Но им двигало отчаянное желание, из-за чего он совершил этот жуткий поступок.
— Власть развращает, — ответил Джекаби. — Ведь об этом поэма, не так ли? «Копье сжимает руку — ту, что копье хватает». В конце концов он потерпел неудачу, потому что его собственная мощь в итоге исковеркала его сущность.
— Хавган не потерпел неудачу. Он победил, но ужасной ценой для себя. Я даже не могу представить эту боль.
— Погоди, что значит победил? — опешила я.