Джекпот

Росли у дяди Коли и Верочки две дочери-погодки. Поздние, младше Кости – Оля и Катя. Отец Костин втайне мечтал, чтобы женился сын на одной из них, когда подрастут. В гости к дяде Коле всегда брал с собой, приглашал в полном составе их семейство к себе, Костя же не реагировал ни на ту, ни на другую – почти десять лет разницы сказывались, они для него были детьми. Были дружны, встречались домами, и не более. Появилась Полина, и вопрос сам собой отпал.

Девчонки в свой срок вышли замуж, родили по сыну, развелись, долго жили одни, Оля потом снова надела обручальное кольцо, а у Кати не сложилось. Нового мужа Олиного Костя не видел – появился он уже после его отъезда в Америку.

Но все это не имело никакого значения по сравнению с тем, что случилось с Николаем Ивановичем. Получая военную пенсию, продолжал он работать на гражданке и в свои семьдесят оказался востребованным, мозги его светлые пригодились. В какой-то новой фирме чуть ли не главным специалистом стал. Дядя Коля жутко переживал по поводу Костиного отъезда, пытался отговаривать. Да, жизнь невеселая, из всех щелей тараканы прут, преступность и прочее, однако это не повод… и так далее. Вдруг о себе заговорил: «Пускай меня убьют, я не поеду ни в какую эмиграцию…» Как напророчил. Пошел как-то в сберкассу за пенсией и не вернулся. Два часа нет, три, пять… Верочка всех обзвонила – нигде не появлялся. Тут соседи в дверь: лежит какой-то человек в парадном, лицо – месиво кровавое, вроде на Николая Ивановича похож. Бросается вниз Верочка – точно он, живого места нет. И карманы вывернуты – пенсию полковничью искали. Да он сам бы отдал – с его-то теловычитанием драться… Так ведь звери – отняли деньги и избили до полусмерти, голову проломили чем-то тяжелым.

В больницу отвезли по «скорой», там брать ни за что не хотели – он же мертвяк. Сунули врачам, уговорили принять. И свершилось чудо – оклемался дядя Коля, медленно пошел на поправку. Но не судьба: делали очередной укол, внесли инфекцию, начался сепсис…

Обо всем этом прочитал Костя в письме Верочки.

Вот и подъезд кирпичного девятиэтажного дома, домофон, набирает Костя сообщенный Верочкой код, разрисованная черным и красным фломастерами, с матерными словами дверь впускает в темное пространство, ведущее к лифту. Здесь и лежал избитый, изуродованный старик. «Пускай меня убьют, я не поеду ни в какую эмиграцию…» Звонит в обитую дерматином дверь, на пороге старушка с седыми буклями, в которой трудно признать прежнюю Верочку. Впрочем, не виделись столько лет…

Обнимает ее, в ответ сдержанные рыдания: «Как я рада, думала, уж не свидимся». Из кухни бегут сестры в передниках, на шею Косте, объятия, поцелуи. И вновь остро колет: нестарые еще женщины, а выглядят совсем не на свой возраст.

В комнате у окна накрыт стол. За ним сидит толстый, бородатый, с плешиной мужчина в салатовой рубашке с короткими рукавами. Смотрит на Костю не мигая, изучающе, взгляд тяжелый, сумрачный. Отвык Костя от таких взглядов, внутренне сразу подбирается.

– Знакомься, это мой муж, – представляет его Оля. Человек грузно встает, протягивает короткую пухлую руку в рыжих волосах и не меняя выражения лица:

– Арсений.

На голову ниже Кости, ширококостный, с животом. Что-то в нем сразу отторгает, и не только взгляд. Костя сдержанно улыбается, пожимает руку – в конце концов, не ради него приехал он сюда. Оглядывается, осматривается – помнится, все как прежде: малогабаритная квартира со старой, пахнущей пылью мебелью, стены сплошь в книжных полках, в одной из полок, под стеклом, большое фото дяди Коли, только лицо, такое выразительное и такое живое.

– Все готово, садимся, – приглашает Верочка.

Костя – во главе стола, хозяйка настояла, сама по левую от него руку, спиной к окну, рядом с ней Катя, Оля и Арсений напротив.

– Пироги попробуй с капустой и яйцом, девочки испекли. Таких пирогов, наверное, давно не ел, – хлопочет Верочка.

Арсений разливает водку, пьют все, кроме Верочки, у нее своя наливка.

– Ну, дорогие мои, позвольте мне несколько слов… – Верочка поднимается, держа подрагивающей рукой рюмку. Она немного не в себе. – Сегодня у нас праздник, мы нашего Костю вновь видим. Немало лет живет он вдали от родины, не знаю, счастлив ли, и его, как нас, не обошли потери, но не будем о печальном, а давайте выпьем за его здоровье и пожелаем, чтобы почаще у нас бывал. Жаль, Николай Иванович не видит, он бы порадовался, он тебя, Костя, любил как родного, – не удерживается и непроизвольно всхлипывает.

– Мама, перестань, мы же по радостному поводу собрались, а ты… – пеняет ей Оля.

Извините меня, мои дорогие, больше не буду, – оправдывается Верочка.