Дженни Герхардт

love, through Jesus Christ, forever and ever, Amen."
As this solemn admonition was read a feeling of obligation descended upon the grandfather of this little outcast; a feeling that he was bound to give the tiny creature lying on his wife's arm the care and attention which God in His sacrament had commanded.	Слушая эти торжественные слова, он ощущал великую ответственность за крошечное отверженное создание, лежащее в руках его жены, почувствовал, что должен заботиться о внучке, что он за нее в ответе перед самим богом.
He bowed his head in utmost reverence, and when the service was concluded and they left the silent church he was without words to express his feelings.	Он благоговейно склонил голову, и, когда все кончилось и они вышли из церкви, у него не нашлось слов, чтобы выразить свои чувства.
Religion was a consuming thing with him.	Он веровал истово и горячо.
God was a person, a dominant reality.	Бог был для него живым существом, высшей реальностью.
Religion was not a thing of mere words or of interesting ideas to be listened to on Sunday, but a strong, vital expression of the Divine Will handed down from a time when men were in personal contact with God.	Религия - это не только занимательные мысли, речи, которые выслушиваешь по воскресеньям, но могучее, живое выражение божественной воли, унаследованное от тех времен, когда люди находились в личном, непосредственном общении с богом.
Its fulfilment was a matter of joy and salvation with him, the one consolation of a creature sent to wander in a vale whose explanation was not here but in heaven.	В исполнении ее заветов Г ерхардт видел отраду и спасение, единственное утешение для существа, посланного скитаться в сей юдоли, смысл чего будет открыт нам не здесь, но в небесах.
Slowly Gerhardt walked on, and as he brooded on the words and the duties which the sacrament involved the shade of lingering disgust that had possessed him when he had taken the child to church disappeared and a feeling of natural affection took its place.	Г ерхардт медленно шел по улице, размышлял над священными словами, слышанными и произнесенными им в церкви, и над обязанностями, которые они на него налагали, - и Последняя тень отвращения, владевшего им, когда он шел с ребенком в церковь, исчезла, уступив место совершенно естественной нежности.
However much the daughter had sinned, the infant was not to blame.	Как бы тяжко ни согрешила его дочь, дитя ни в чем не повинно.
It was a helpless, puling, tender thing, demanding his sympathy and his love.	Это беспомощное, слабое, хнычущее создание требовало от него заботы и любви.
Gerhardt felt his heart go out to the little child, and yet he could not yield his position all in a moment.	Герхардт чувствовал, что сердце его рвется к малютке, но он не мог так сразу сдать все свои позиции.
"That is a nice man," he said of the minister to his wife as they walked along, rapidly softening in his conception of his duty.	- Прекрасный человек, - сказал он о священнике, шагая рядом с женой и быстро смягчаясь под влиянием мыслей о своем новом долге.
"Yes, he was," agreed Mrs. Gerhardt timidly.	- Да, правда, - робко согласилась миссис Герхардт.
"It's a good-sized little church," he continued.	- И церковь хорошая, - продолжал он.
"Yes."	- Да.