Дженни Герхардт

If all the world of the so-called inanimate delay one, calling with tenderness in sounds that seem to be too perfect to be less than understanding, it shall be ill with the body.	Если весь так называемый неодушевленный мир захватит его, призывая столь нежными и чарующими голосами, что, кажется, они не могут не быть живыми и разумными, - мечтатель гибнет во власти стихии.
The hands of the actual are forever reaching toward such as these-forever seizing greedily upon them.	Действительный мир всегда тянется к таким людям своими жадными лапами и завладевает ими.
It is of such that the bond servants are made.	Именно таких жизнь превращает в покорных рабов.
In the world of the actual, Jennie was such a spirit.	Такой была и Дженни в этом прозаическом мире.
From her earliest youth goodness and mercy had molded her every impulse.	С детства каждый ее шаг был подсказан добротой и нежностью.
Did Sebastian fall and injure himself, it was she who struggled with straining anxiety, carried him safely to his mother.	Когда Себастьян падал и ушибался, это она, преодолевая тревогу и страх за брата, помогала ему встать и приводила к матери.
Did George complain that he was hungry, she gave him all of her bread.	Когда Джордж жаловался, что он голоден, она отдавала ему свой кусок хлеба.
Many were the hours in which she had rocked her younger brothers and sisters to sleep, singing whole-heartedly betimes and dreaming far dreams.	Долгими часами она баюкала младших братьев и сестер, ласково напевая и в то же время грезя о чем-то.
Since her earliest walking period she had been as the right hand of her mother.	Едва научившись ходить, она стала верной помощницей матери.
What scrubbing, baking, errand-running, and nursing there had been to do she did.	Она мыла, чистила, стряпала, бегала в лавку и нянчила малышей.
No one had ever heard her rudely complain, though she often thought of the hardness of her lot.	Никто никогда не слыхал от нее ни слова жалобы, хотя она нередко задумывалась над своей горькой долей.
She knew that there were other girls whose lives were infinitely freer and fuller, but, it never occurred to her to be meanly envious; her heart might be lonely, but her lips continued to sing.	Она знала, что многим девочкам живется гораздо привольнее и радостнее, но и не думала им завидовать; ей случалось в тайне грустить, и все же она пела свои песенки.
When the days were fair she looked out of her kitchen window and longed to go where the meadows were.	В ясные дни, когда она смотрела из окна кухни на улицу, ее тянуло на простор, в зеленые луга.
Nature's fine curves and shadows touched her as a song itself.	Красота природы, ее линии и краски, свет и тени волновали девочку, как прекрасная музыка.
There were times when she had gone with George and the others, leading them away to where a patch of hickory-trees flourished, because there were open fields, with shade for comfort and a brook of living water.	Бывало, она уводила Джорджа и других детей в заросли орешника, в уютный, тенистый уголок, где струился говорливый ручей, а вдали широко раскинулись поля.
No artist in the formulating of conceptions, her soul still responded to these things, and every sound and every sigh were welcome to her because of their beauty.	Она не умела, как делают поэты, выразить словами то, что чувствовала, но душа ее живо откликалась на всю эту красоту и радовалась каждому звуку, каждому дуновению.