Джентльмен с Медвежьей Речки

Я направлялся в сторону каньона, потому что там можно было сделать привал, если придется, но бандиты гнали своих лошадей насмерть, они хотели обогнать меня, а потом выскочить передо мной на дорогу и загородить путь. Капитан Кидд несся во весь опор, но если уж начистоту, то брат Рембрандт добавил ему хлопот. Он лежал поперек седла, бешено размахивая руками и ногами, потому что мне было некогда усадить его поудобней, а когда рожок седла упирался ему в живот, он выплевывал такие слова, каких я ну никак не ожидал услышать от служителя божьего.

Загрохотали выстрелы, над нами засвистели пули, и брат Рембрандт крикнул, выгнув шею назад:

– Прекратите эту… пальбу, вы… чертовы дети! Вы же меня заденете!

Я подумал, что брат Рембрандт мог бы и меня упомянуть для приличия, но вслух сказал:

– Бесполезно уговаривать их, ваше преподобие. Глядите, у них даже к священнику никакого уважения.

Но, к моему удивлению, пальба прекратилась, бандиты только закричали громче и стали гнать лошадей еще сильнее. К тому времени они уже загородили мне путь к мостику внизу каньона, так что я повернул Капитана Кидда на старую индейскую тропу и поскакал прямиком к обрыву с поваленной сосной; я гнал жеребца во весь опор прямо сквозь заросли, и ветки хлестали нас по бокам, а брата Рембрандта – по лицу. Преступники с воплями продолжали преследовать нас, но Капитан Кидд с каждым шагом все дальше и дальше отрывался от преследователей, и вот впереди уже показалось само ущелье.

– Да стой же ты, лопоухий сын осла! – взвыл брат Рембрандт. – Мы же разобьемся!

– Тише, преподобный отец, – успокоил я его. – Мы проскачем по бревну.

– Господи, пощади мою душу! – взвизгнул он, зажмурился и обеими руками вцепился в стременной ремень. Капитан Кидд проскакал по бревну, подняв такой грохот, словно пришел судный день.

Вряд ли к западу от Пекоса, да и к востоку, и вообще хоть где-то отыщется другой такой конь, который молнией проскачет по пешеходному мосту из бревна над каньоном в сто пятьдесят футов глубиной, но Капитан Кидд ничего на свете не боится, не считая разве что меня. Он даже ничуть не замешкался. Он проскакал по бревну, словно это была ровная дорога; из-под его копыт летели кора и щепки, и если бы он хоть на дюйм оступился, то все, нам была бы крышка. Но он не оступился, и мы моргнуть не успели, как оказались на той стороне каньона.

– Все, брат Рембрандт, можете открывать глаза, – добродушно сказал я, но он не отозвался. Он был без чувств. Я потряс его, и он вдруг пришел в себя, заорал и вцепился руками мне в ногу с такой силой, что мне показалось, будто я угодил в медвежий капкан. Думаю, он еще не понял, что мы уже на твердой земле, а не на бревне. Я пытался разжать его пальцы, но Капитан Кидд решил именно в этот момент проскакать под низко нависшим дубом. Это он так решил пошутить. Такое вот у моего жеребца чувство юмора.

Я поднял голову как раз в тот миг, когда на меня летела толстая ветка, а времени пригнуться у меня уже не оставалось. Ветка была толщиной с мое бедро, а удар пришелся прямо мне в челюсть. Капитан Кидд скакал что было силы, и что-то должно было уступить – как оказалось, не выдержали подпруги, причем обе сразу. Капитан Кидд полетел дальше, а мы с братом Рембрандтом рухнули на землю вместе с седлом.

Я тут же вскочил, но брат Рембрандт все так же лежал и булькал, словно разбитая бочка. А затем я увидел, как проклятые разбойники спрыгнули с лошадей и гуськом побежали по бревну, держа наготове винчестеры.

Я не стал тратить зря время и стрелять в этих идиотов. Я просто подбежал к концу моста, не обращая внимания на пули, свистящие мимо. Стреляли они наугад, потому что не чувствовали прочной земли под ногами, а оттого не очень-то и целились. Я схватил всего-то одну пулю в ногу и еще штуки три или четыре во всякие неважные места – чепуха, не о чем беспокоиться.

Я присел, ухватился за конец поваленного дерева и стал его поднимать, а бандиты посыпались с него в разные стороны, как кегли, побросали винчестеры и вцепились в бревно. Я стал трясти его, и мне удалось стряхнуть нескольких, как яблоки с ветки, а потом я подтащил конец бревна к краю обрыва и бросил, и оно вместе с верещащими во всю глотку людьми полетело в реку, что бурлила в ста пятидесяти футах внизу.

Когда они долетели до воды, поднялся настоящий гейзер, и последнее, что я видел, – это неразбериха из рук, ног и голов, барахтающихся в воде.

Я вспомнил о брате Рембрандте и бросился к тому месту, где нас скинуло с коня, но оказалось, что священник уже на ногах. Отчего-то весь бледный и с диким взглядом, он вцепился в мои мешки и, едва волоча ноги, пытался затащить их в заросли, бормоча что-то себе под нос.

– Ну-ну, брат Рембрандт, – добродушно сказал я. – Все хорошо. Злодеи за все поплатились. Золото Блинка уже в безопасности.

– Да чтоб!.. – выругался брат Рембрандт, и вдруг вытащил из-под полы два револьвера. Если бы я не успел схватить его за руки, он бы наверняка меня изрешетил пулями. Он сопротивлялся, но я не поддавался ему и наконец сказал: