Джими Хендрикс. Предательство

Двадцать пять тысяч сильных, здоровых, вопящих и благодарных поклонников Джими, Ноэла и Мича. Толпа вопила так громко, что многие вообще не слышали, что Джими сказал в микрофон перед тем как группа покинула сцену:

— Это последнее наше выступление всех вместе.

Ноэл Реддинг выпал из Опытов, и волен теперь играть с Fat Mattress в любое время, которое сочтёт нужным.

Вот уже несколько месяцев между Ноэлом и Джими не было взаимопонимания. И ни от кого уже не секрет его встречи с Билли Коксом, его старинным армейским другом, другом с которым он провёл много трудных лет. Но никаких разговоров "о серьёзности" ситуации в группе не велось; Майкл Джеффери никогда не собирал их всех втроём и даже не собирался улаживать конфликт.

— Билли очень стабильный басист, — говорил мне Джими несколько недель назад, — и он слушает.

Было очевидно, что дружба и взаимопонимание среди членов Опытов ушло в далёкое прошлое. И ради продвижения вперёд Джими решил отказаться от Ноэла.

Памяти Брайана Джонса

Думаю, в Лондоне стоял самый душный жаркий день начала июля. Я прилетела из Лос–Анжелеса на длительный отпуск — спасибо всем тем сверхурочным часам, которые я накопила. Спустя всего два часа, как мой самолёт приземлился в Хитроу, я медленно продвигалась сквозь двухсоттысячную толпу, собравшуюся в Гайд–Парке, безбрежном зелёном пространстве в самом центре Лондона. Камни были "готовы были раскатиться" в их долгожданном бесплатном концерте. Для меня это было счастливое совпадение, но тремя днями ранее случилось несчастье: один из Камней, Брайан Джонс, отличный пловец, умер при таинственных обстоятельствах — поздно вечером он утонул в собственном бассейне. Несколькими неделями ранее погружённый в свои проблемы Джонс ушёл из группы, но наркотики были в этом только одной из причин. Его смерть стала первой в серии знаменитых рок–смертей, и любители музыки по всему миру продолжают чувствовать сильное оцепенение; ведь предполагалось, что герои не умирают.

Персональное приглашение, посланное мне в Калифорнию, было у меня на руках, и мне выдали бейджик и угостили ароматной английской клубникой из большой чаши, стоящей на столике в трейлере Камней.

Когда группа появилась на сцене, жара была уже невыносима. На Джаггере была длинная лёгкая хлопчатобумажная туника поверх джинс; но газеты вскоре запестрели огромными заголовками: "Джаггер надел женское платье!"

Он явно нервничал, объявляя, что концерт посвящается недавно умершему Брайану Джонсу. Пока он читал отрывок из Адониса Шелли, множество белых бабочек были выпущены в воздух; большинство из них, спасаясь от жары, исчезли в толпе. Газеты соревновались в иронии: "Джаггер так читал Шелли, что бабочки дохли".

Молодой, ангельского вида Мик Тейлор, уже репетировал с Камнями, хотя официально он только в этот день заменил гитару Брайана Джонса.

Следующие две недели я провела с другим музыкантом, тоже покинувшим свою группу — Ноэлом Реддингом. И он, и Час умоляли меня придумать, как лучше в дальнейшем продвигать Fat Mattress в Америке, я обещала сходить несколько раз на выступления группы в лондонских клубах, таких как легендарный Марки на Уордур–Стрит. Я была тогда ещё слишком молода, чтобы выступать в роли эксперта, что какой группе следует делать. Но уже одного того, что я приехала из места, известного как Сансет–Стрип, было для них достаточной "экспертизой" моему мнению.

Часу было крайне интересно всё, что я могла сказать о продюсерах, с которыми решил работать Хендрикс. Сглупив, я заверила его, что именно с Глином Джонсом Джими следовало бы познакомится. Я только однажды виделась с Джонсом и то мельком, но я была близко знакома с его работой для Битлз и Камней и его твёрдой репутацией инженера, любящего свою работу и хорошо разбирающегося в различных звучаниях — совсем как Джими.

Он оживился, глаза его заблестели:

— О!

Я говорила, а Час всё более надувался и, наконец, в сердцах выпалил:

— Этому никогда не бывать! Глин Джонс умрёт от страха перед Джими!

Я пожалела, что начала об этом говорить; я вовсе не хотела обидеть Часа. В любом случае Джонс и Джими так никогда и не работали вместе.

Как только я прилетела из Лондона, где провела отпуск, и вошла в свою лос–анжелесскую квартиру, зазвонил телефон. Звонил нью–йоркский адвокат Джими. Генри Штайнгартен стал сразу меня грузить плохими новостями — относительно случая в Торонто — не миновать следствия, и меня вызывают как свидетеля; заверенного нотариусом письменного показания недостаточно.

Он рассказал мне, что у Джими был короткий отпуск в Марокко с так называемыми друзьями.

— Его друзья хорошо подготовились к этому отпуску, — вздохнул Штайнгартен. — Этакое путешествие в страну наркотиков, и это в такое время, когда у него полно неприятностей! Он, правда, уже вернулся, снял дом и живёт в Шокане, утверждает, что репетирует.

— Что это за Шокан, где это? — удивилась я.