Джими Хендрикс. Предательство

И Штайнгартен рассказал мне, что Майк Джеффери нашёл старую большую сельскую усадьбу в небольшом городке Шокан около Вудстока к северу от Нью–Йорка, и что Джими с Мичем поселились там и работают с восемью–десятью друзьями–музыкантами Джими, включая своего армейского друга Билли Кокса и своего товарища по Теннеси — ритм–гитариста Ларри Ли. Далее, что, по всей видимости, это версия Майка Джеффери Небесной церкви Джими, и что эта его новая группа теперь носит название "Цыганское солнце и радужные".

Всё, что рассказал мне Штайнгартен, заставило меня стиснуть зубы: Джеффери был в ужасе от такого количества цветных в группе, от призраков бедного образа жизни, уничтожающих часы усилий, разрушающих мир деревенской жизни в роскоши этих жирных свиней среди богатых безделушек, вроде новых телевизоров, купленных для Джими и затем благополучно выкинутых в окно.

Джими не отвечал на звонки.

— Это всё проделки Джими и его паразитов, — возмущался Штайнгартен.

Он был крайне разочарован в Джими.

— Всегда трудно звёздам интерферировать в одиночестве, мистер Штайнгартен, — сумничала я. — Если бы Майкл Джеффери хотел бы, чтобы паровоз тянул тяжёлый состав, если бы он проклял Джими, он бы поручил вам нанять гвардию, чтобы сохранить свои вложения и преданность делу.

Я знала, что никогда этому не бывать. Большинство из знаменитостей того времени стали нанимать одного или даже нескольких преданных человек, в чьи обязанности входило незаметно находиться всё время рядом и зорко следить за возможными неприятностями — или нарушителями спокойствия.

Хендрикс позвонил сразу после полуночи и спросил, как я провела отпуск, он поинтересовался, почтили ли Камни память Брайана Джонса в Гайд–Парке. Я же съязвила, что, по крайней мере, они могли бы прилететь из своего Марокко, чтобы в память о Брайане принять в этом участие. Но я прикусила язык. Похоже, что не один Штайнгартен чувствовал разочарование. Джими был на грани нервного срыва.

— Это совсем не Небесная церковь, о которой я мечтал, — согласился он с моими соображениями по этому поводу. — Я думал, что дикая природа поможет собрать всех воедино.

— Ну, и…?

Он колебался, но не хотел отказываться от своих новых музыкантов.

— Отличный дом, хорошая еда. Да ещё совсем рядом, в Вудстоке, через несколько дней состоится какой–то фестиваль, и я очень сомневаюсь, сможем ли мы с ними сыграть перед толпой.

Было четыре утра в Шокане; он был в депрессии, и из под ног уходила земля.

— В то время я жила в Вудстоке, — вспоминает Эллен МакИлвейн, старинная подруга Джими ещё по Cafe Au Go–Go. — Помню, он вошёл в одно из местных кафе. Я не видела его со времён Виллиджа. Я улыбнулась ему и сказала вполне дружелюбно, как если бы видела его всего–лишь вчера: "О! Рада видеть тебя. Хочешь сыграть с кем–нибудь?" Но он промолчал. Будто находился в какой–то прострации и, войдя, ни на кого не посмотрел даже. Здесь все друг друга знали, к счастью, он сел за мой столик. Он просто сел, не проронив и слова. Он не был под кайфом, нет. Восьмое чувство подсказало мне, что его что–то гложет. Очень и очень.

Эллен взгрустнулось, это не был тот Джимми, которого она хорошо знала, всегда переполненный музыкальными идеями, никогда не упускающий возможности сыграть с кем–нибудь джем.

Я приступила к работе раньше окончания отпуска, и у меня оставалось несколько неиспользованных дней, и мой, то исчезающий, то вновь появляющийся ухажёр, Рон, прислал мне билеты на поездку в выходные в Нью–Йорк. Он зарезервировал столик в одном причудливом французском ресторане и купил билеты на одну модную пьесу, идущую на Бродвее. Для меня это было целое событие: я никогда не попадала в самоё пекло Нью–Йорка. Мы с Роном познакомились, когда проходили курс писательского мастерства в Калифорнийском университете Лос–Анжелеса; в настоящее время он — один из ведущих журналистов Колумбийского университета и готовит студентов к работе в Ньюсуик. Я позвонила Штайнгартену сообщить, что буду в Нью–Йорке, и он предложил встретиться, попросив позвонить, как только прилечу.

Визитка Штайнгартена была в моём бумажнике и я направилась прямиком на Мэдисон–Авеню, 444, где располагалась контора адвокатской фирмы Штайнгартен, Ведин и Вайсс. Я не ожидала, что она располагалась в здании Ньюзуик–Билдинг, где нашли себе место многочисленные мелкие и крупные фирмы. По одной из непонятных случайностей, происходящих в нашей жизни, Рон работал несколькими этажами ниже Генри Штайгартена. Адвокат Джими провёл меня через несколько комнат и познакомил со своим партнёром, Стивенсом Вайссом, как я думала, "личным адвокатом" Майкла Джеффери. Этот известный в музыкальном мире делец показался мне дружелюбным и внушающим доверие. Уже годы спустя я повстречала в Нью–Йорке многих, кто ожёгся о его показное расположение и рассказал мне свои грустные истории, связанные с деятельностью Вайсса.

Проходя мимо одной небольшой тускло освещённой комнаты, выкрашенной желтовато–кремовой краской, во многих местах успевшей уже облупиться, Штайнгартен, жестом махнув в её сторону, сказал: