Джими Хендрикс. Предательство

Как было метко подмечено тремя годами ранее его французским другом, фотографом Жаном–Пьером Лелуа, при первом их знакомстве, Хендрикс обладал "прирождённым презрением" к тому унижению, которое выказывали ему белые люди, и выказали ему теперь, посадив прекрасную бабочку в виртуальную клетку, пытаясь заставить её перестать порхать.

Штайнгартен наклонился ко мне и прошептал:

— Я восхищён, с каким достоинством держится этот молодой человек. У него манеры истинного джентльмена.

Любое судебное расследование в Канаде ведётся во славу Королевы Английской. Присягнув Короне, Джон Мэлоун засыпал Джими вопросами, возвращаясь снова и снова к началу, желая выяснить, знал ли Хендрикс, что ввозит в Канаду героин. Он также не единожды спрашивал о небольшой алюминиевой трубочке со следами гашиша, найденной в его полётной сумке.

Наконец, Джими сдался:

— Думаю, это была трубочка, с помощью которой дети обычно стреляют сушёным горохом.

Генеральный прокурор с трудом подавил смешок и перешёл непосредственно к карьере Хендрикса, его путешествиям, к его гастрольным планам и его поклонникам, чтобы возможно ближе приблизиться к теме наркотиков. Джими внимательно отнёсся к каждому вопросу, независимо от того сколько раз он был повторен.

Во время перерыва на обед адвокаты Хендрикса отвели нас в расположенный по соседству ресторан, часто посещаемый юристами. Нас проводили к длинному столу, где мы и разместились в удобных креслах, но к нашему удивлению с нами рядом оказались следователи по уголовным делам. Это были друзья наших канадцев, и они мило проболтали весь обед. Они обсуждали статью, напечатанную в последнем номере журнала Лайф, с фотографией Джими на развороте. (на обложке) (?) Они во всю веселились, обсуждая его дело. И я подумала, неужели и они тоже захотят взять у него автограф.

Самое хорошее, что принёс этот первый день слушания, это то, что он кончился, и мы, в конце дня, смогли спокойно посидеть с только что прилетевшим из Лондона Лесом Перриным. Как всегда, от Леса исходило ощущение тепла и устойчивости. Он был для всех, кто его знал, добрым дядюшкой, но в этот день Лес был серьёзен, как никогда.

— Звёзды обычно становятся мишенью для определённого сорта людей, — Джими, Час и я внимательно слушали всё, что он говорил Штайнгартену. — Всякий раз как Франк Синатра приезжает в Лондон, мы всегда следим, чтобы рядом с его гостиничным номером не было никаких незнакомых людей. Но наши поп–малыши, такие как Джими, не хотят казаться грубыми со своими поклонниками и становятся более доступными жертвами.

— Вот именно, такие свидетельские показания нам и нужны от вас завтра в суде! — радостно воскликнул Штайнгартен. — А ты, Шарон, возможно, тоже выступишь завтра.

Сразу после этого я попросила извинить меня и отправилась спать, так как ко вторнику я должна выспаться, отдохнуть и быть полной сил.

На следующее утро Час зашёл ко мне в номер и сказал, что Джими с вечера плохо себя чувствует.

— Перенапряжение свалило его, — сказал он.

Час протянул мне газету, в которой была статья, посвящённая первому дню суда. Заголовком была строчка из телеграммы:

"Я пользуюсь наркотиками, но героином — никогда — Хендрикс."

— Для меня всё это, как какой–то дурной сон, — сказал Час и добавил, — Поверишь ли, Джеффери не приехал на суд! Если это обвинение, то я думаю, Майк не хотел светиться и обвинять своего подопечного или оказаться под обстрелом звукозаписывающих компаний и прессы. Тем более, что ходят упорные слухи, что это с его подачи у Джими оказался в сумке героин.

— И, может быть, он хочет избежать окончательного разрыва с Джими, — сказала я.

— Джеффери, должно быть, в ужасе от всего этого, — согласился он.

— В ужасе ли? — повторил он эхом, но уже со своим северным акцентом.

— Ещё одно, Час, — сказала я. — Тебе не кажется странным, что Джеффери не предложил свою помощь в юридических бумагах Джими?

— Он — настоящая скотина, — сказал Час. — Майк очень коварен.

И я увидела, в его светло–голубых глазах испуг, что если на самом деле, всё это — затея самого Джеффери?

Вопросов больше нет