Джими Хендрикс. Предательство

Присяжные, двенадцать белых мужчин, в основном среднего возраста, в дорогих костюмах. Я присягнула на Библии и с удивлением для себя обнаружила, насколько комфортно стало после этого отвечать на разные вопросы. В большой степени это было из–за того, что присяжные слушали меня очень внимательно, и нападали на меня, они показались мне достойными людьми, которые хотели быть справедливыми. Уважаемый судья Келли, почтенный канадец, с глубоким вниманием отнёсся к слушанию дела. Я отвечала на вопросы, казалось, целую вечность, по крайней мере, целых два часа. Джон О'Дрисколл расспрашивал меня подробности второй половины дня 1 мая. Я свидетельствовала, что всё время какие–то люди то входили, то выходили из гостиничного номера Хендрикса, чем бесконечно прерывали интервью, которое мне заказал мой босс, что дверь была открыта, что была девушка–хиппи, расспрашивал он и о привычках Хендрикса. Генеральный прокурор Джон Мэлоун интересовался моей жизнью, моей работой, моим отношением к наркотикам и к музыкальным поклонникам. Судья был краток, он спросил только о моей писательской деятельности и, наконец, разрешил мне вернуться на своё место:

— Вопросов больше нет.

Когда объявили перерыв, я поспешила в боковой неф, выбежала из зала и стала изо всех сил проталкиваться сквозь плотные ряды поклонников, представителей прессы и фотографов. За собой я услышала возгласы: "Здесь — Хендрикс! Забирайте его! Забирай кадр!" Пока они пытались заполучить его, я уже была далеко от этого места.

Я бросилась за угол, поймала такси и попросила отвезти меня в Ройял–Йорк, как можно скорее, и подождать меня там, пока рассчитаюсь за номер и вернусь со своим багажом. Такси мчало меня в аэропорт, а я думала, долго ли будут ещё опрашивать свидетелей и сколько времени потребуется присяжным, чтобы вынести решение. У меня было такое чувство, что многие из этих джентльменом симпатизировали Джими в его положении, иначе, зачем бы они так смотрели на него, так внимательно бы слушали его слова. Я скрестила пальцы. Джими был полон надежд, Час ему сказал, что он должен быть оправдан и посоветовал "начать всё сначала". Я настолько не переношу всевозможные стрессы и неопределённость, что не могла дождаться того момента, как приступлю к своей работе. Джими всегда сравнивал свою жизнь с русскими горками. Но это совсем не то, что я бы хотела для себя самой.

На следующий день я получила сообщение из нью–йоркской конторы Штайнгартена, в котором сообщалось, что они ждут вынесение окончательного решения.

"Здесь, в среду вечером с поп–певца Джими Хендрикса снято два обвинения в хранении наркотиков", — передали ЮПИ из Торонто, и это известие облетело все газеты всего мира.

"Двенадцать присяжных провели восемь с половиной часов, тщательно обдумывая все за и против, прежде, чем 27–летнего певца освободили. Против него было выдвинуто Канадским Наркологическим Контролем обвинение по двум пунктам: первое — в хранении героина, второе — гашиша. Хендрикс благодарит своих поклонников, что они не покинули его в трудную минуту. Многие оставались в здании суда все двенадцать часов среды в ожидании вынесения решения. Суд длился три дня."

— Когда решение было зачитано, лицо Джими озарилось светом, — рассказал мне Генри Штайнгартен по телефону. — Я хотел было крепко обнять его; он вёл себя благородно, он — мужественный человек! Но какой там! Все эти цыпочки окружили его плотным кольцом. В этом он весь!

— Помнишь, фотографы кричали: "Забирайте его!" Где это было? — спросила я.

— От этого их профессионального жаргона леденела душа, — согласился Штайнгартен с брезгливыми нотками в моём голосе. — Ну, они и получили его. Фотографы, телевизионщики, репортёры повыныривали из каждой щели. Джими — общественная фигура; думаю, сотнями измерялись "Ви", посылаемые ему после вынесения решения. Совершенно разные люди буквально шли ему вслед по улице, пока мы не впихнули его в машину. Джими был их Крысоловом из старинной сказки в своей красивой накидке из коричневой замши. Энергичный, стильный.

Я поинтересовалась у Штайнгартена, что если бы Майкл Джеффери всплыл бы на поверхность и предложил оплатить хотя бы часть стоимости услуг юристов.

— Ни разу не слышал о нём такого, — сказал он и добавил, — насколько мне известно, от этого субъекта одни неприятности.

Я услышала Джими на следующий день после Рождества. Как впрочем и всегда, он и не думал возвращаться в Сиэтл на праздники. Говорил мне о репетициях с Цыганским оркестром — его новым музыкальным проектом. Мич уехал на праздники в Англию, а Бадди Майлз так долго добивался Хендрикса, что Джими, по его словам, "уговорил себя согласиться", и Бадди стал частью трио. Билли Кокс по–прежнему, неизменно оставался его басистом. Но, как я поняла из его объяснений, Джими был недоволен собой, своим звучанием, и в голосе его я не услышала привычных искрящихся ноток и энтузиазма, обычных, когда он начинал говорить о своей новой музыке.

О Торонто мы не обмолвились ни словом.

10. Сдирание стружки