Что мне запомнилось более всего из наших встреч… деньги. Он был озабочен своим несчастливым финансовым положением, он не мог даже обеспечить своих детей, совершенно уверенный в том, что это его дети. Его "личные" деньги были истрачены за три года на одежду (сценическую и повседневную), одолжены виртуальным знакомым, истрачены на великодушные чаевые и благотворительность и на просьбы, так жадного до денег его отца. В разное время он купил два или три Корветта. У него не было собственного дома или недвижимости. Временами счёт за лимузин становился чудовищным, но и автомобиль и шофёр были также и неким залогом его спокойствия. Наркотики доставались ему в основном бесплатно, но не всегда. Основной его доход утекал в двух направлениях: в строительство студии Электрическая леди и тысячи тысяч долларов шли на оплату юридических бумаг. При подобающем и компетентном менеджменте большинства этих юридических бумаг можно было бы просто избежать.
В некотором роде, независимо от таланта или славы, Джими Хендрикс оставался "чёрной диковинкой". Звукозаписывающая индустрия к 1970 году уже имела долгую и пообносившуюся историю нечестного отношения к чёрным музыкантам. И это касалось не только белых пластиночных компаний, но и многих чёрных. Мне часто казалось, что чёрные исполнители, "уже и так наслаждающиеся своим творчеством", были жестоко обделены и унижены — "О, ему [или ей] достаточно и этого. Он должен быть доволен и тем, что у него есть работа!" И вот, появляется Хендрикс и уводит у них почву из–под ног; единственная в своем роде в глазах белой аудитории признанная чёрная звезда. Однажды на одном приёме два совершенно разных человека из Лос–Анжелеса, оба — занимающие высокие посты в звукозаписывающих компаниях, причём одной, принадлежащей самому Джими, задали мне, не сговариваясь, один и тот же вопрос: "Как ты думаешь, Джими Хендрикс понимает, как повезло ему?" Я не знала, что им и ответить.
Ещё меньше года назад Джими был весёлым, эксцентричным, безобидным идеалистом, полным идей и музыкальных проектов, с радостью смотрящим в будущее. Как мне хотелось тогда, чтобы это всё снова вернулось к нему!
Только для цветных
4 июля 1970 года Джими, Билли и Мич должны были выступить на поп–фестивале в Атланте. Они задержались в дороге в Байроне, штат Джорджия. Стоял такой зной, что их выступление перенесли с послеполуденного времени на полночь. Один подросток, который уже "стоял лагерем в грязи" на фестивале в Вудстоке предыдущим летом и который проехал автостопом сотни миль из Вашингтона в Джорджию только ради Хендрикса, описал такими словами выступление его в Атланте: "Джими в своём лучшем виде. Он показал высокий класс и был сосредоточен на своей игре. Мы все с нетерпением ждали Звёздно–полосатого в его исполнении, ведь было Четвёртое июля". Молодёжь со всего Юга собрались на этот трёхдневный фестиваль, который вобрал в себя около полумиллиона человек — достойное продолжение Вудстоку и наиболее впечатляющая демонстрация нарядов хиппи–нации. Дуан Аллман, вдохновитель и Его Светлость, король Южного саунда, играл и третьего, и пятого июля. Позже Хендрикс очень сожалел, что из–за ограниченности времени не удалось сыграть джем Дуан/Джими.
Видя в этот жаркий душный вечер сотни тысяч приветствующих Джими, свою звезду, я, вдруг, представила никому неизвестного парня, выходящего впервые на сцену в Атланте, ночующего в дешёвых мотелях и послушно следующему объявлениям Только для цветных.
Всё это лето урывками, когда позволяло расписание, Джими проводил долгие часы в студии Электрическая леди. Работая над новым материалом, проверяя студийный звук, Хендрикс не выпускал из рук свои гитары, и с, на первый взгляд безумным, неистовством исследовал различные ритмы и оттенки, звучащие в его воображении.
Как только разлетелась весть о новом жилище Хендрикса, обожатели толпами стали собираться у дома № 52 по Западной 8–й улице в надежде хоть краешком глаза увидеть Их Человека. Некоторые из них вспомнили, что почти пятьдесят лет до этого на этой же улице в доме № 18 в удобном многоэтажном старинном доме другой симпатичный молодой человек проводил субботние вечера, играя на рояле свои новые композиции перед завороженными светилами. Звали его Джордж Гершвин.
Даже музыка перестала слушаться меня
Когда Хендрикс открыл для себя Дилана, он узнал о Вуди Гатри, его вдохновителе.
— Этот человек знал всё о страданиях людей, — поделился со мной Хендрикс своими мыслями. — Ему досталось жить в тяжёлые времена Великой Депрессии. Вуди написал сотни песен, он был хорошим художником и рисовал мультфильмы. Он умер пару лет назад. Всё это шло у него из самого сердца; думаю, он был гением.
Это был один из тех немногих случаев, когда я слышала от Джими это слово. Через год, в июле 1970, Джими неожиданно прислал мне страничку со стихами Вуди Гатри: